Психоаналитическое изучение невротиков, находящихся под некоторым принуждением, дало впервые возможность постижения этих философских склонностей и вытекающего из них отношения к миру и человеку, к делу и мысли, то есть стремления к ограничению дела и максимальному развитию мысли. Эти больные близки к типу философа не только в силу их утонченной мыслительной способности, их интереса к сверхчувственному и их этической щепетильности; они обнаруживают также нарциссовский характер самосозерцания собственного мышления и его интенсивный сексуальный характер. Невротическому принуждению беспрерывно разбираться в своих переживаниях, патологической страсти все разъяснять, парализующему энергию сомнению больных соответствует философское “удивление” тому, что оставляется другими без внимания, логически мотивированный педантичный порядок мыслей по принципу симметрии, потребность в установлении причинной связи, с особенной любовью останавливающаяся на не поддающихся точному исследованию, окруженных вечными сомнениями глубочайших проблемах индивидуального и космического бытия. Все эти черты психоаналитическое исследование выявляет как результат различной эволюции определенных инфантильных инстинктов и склонностей, среди которых главную роль играют наслаждение созерцанием, жажда познания и связанный с тенденцией жестокости инстинкт подчинения. В особенности сильно наказывается преждевременное и энергичное вытеснение, которое приходится вынести в силу внешних и внутренних мотивов интенсивному сексуальному любопытству ребенка. В результате или жажда знания вытесняется вместе с объектом исследования до такой степени, что с этих пор она остается совершенно подавленной; или вытеснение сексуального любопытства не удается и оно снова возвращается из бессознательного в виде невротического принуждения анализировать свое душевное состояние, причем мышление и исследование сами приобретают характер того наслаждения, который первоначально был свойственен их цели; наконец, возможен тот идеальный случай, что сублимированное в жажде знания либидо поддерживает и поощряет страсть к исследованию; тогда становится возможной работа либидо на службе интеллектуальных интересов.
Легко заметить, что тип аналитического мыслителя наиболее близок ко второй возможности вытеснения инфантильных инстинктов; такой мыслитель, оставаясь в чисто интеллектуальной области, придает мыслительным способностям наслаждение и навязывает реальности законы собственного мышления, как это делает субъективный идеализм Канта*, Шопенгауэра** и др., а также выражающийся в солипсизме крайний феноменализм. Это эгоцентрическое отношение к внешнему миру оказывается результатом переоценки собственного “я”*** и реальности мышления, которая проецируется во внешний мир.
Противоположностью этого типа является тип позитивистского исследователя, который целесообразно направляет свою сублимированную потребность познания и установления причинной связи на объективную реальность и, тем самым, наиболее решительно отказывается от принципа наслаждения. Он представляет собой третью из приведенных возможностей вытеснения инфантильных инстинктов и предоставляет нам в своем творчестве и своей личности меньше всего материала для психоаналитического
Кант: “До сих пор считали, что все наше познание должно подчиняться предметам... Да будет поэтому однажды испробовано, не успешнее ли мы подвинемся в выполнении задач метафизики, если мы предположим, что предметы должны подчиняться нашему познанию" Шопенгауэр: “Мир — мое представление"
Как известно, Фихте наиболее резко помещает "я" и его исследование в центр философии и миропонимания, выводя все остальное из этого центра. Для нашего психологического исследования не существенно различие между чистым и эмпирическим “я"
исследования, так как у него либидо функционирует, согласно Ницше, только как движитель мышления*
Наиболее для нас интересен первый тип собственно метафизического философа, этот тип в своей художественной личности не только наиболее соответствует психоаналитическому исследованию, но и в содержании своего творчества часто так ясно выдает материал фантастических желаний, что уже Аристотелю бросилось в глаза родство этого вида философствования с созданием мифов. В то время как два рервых типа интересны для нас, преимущественно, как характеры, так как у них бессознательные инстинкты и энергия либидо служат только для образования характера, в качестве движущей силы мышления и исследования, у этого третьего типа и содержание системы находится под неоспоримым влиянием бессознательного; на это нас должны были, собственно, натолкнуть уже немногие типичные постоянно вновь появляющиеся в течение развития философии основные воззрения и системы; психоанализ вскрыл их часто поражающее сходство в строении и содержании со злосчастными системами определенных душевнобольных.