В языческие времена овин был священным местом, где совершалось поклонение огню. В овинах любого устройства — в виде ямы с настилом, в которой разводился огонь для сушки хлеба, или в виде одно- и двухъярусного строения с очагом, печью — везде огонь был необходим и опасен, так как мог легго вспыхнуть пожар и погубить не только само строение, но и урожай. Еще в древнейших памятниках говорилось, что язычники «молятся огневи подъ овиномъ, виламъ, Мокошьи, Симоу, Рьглу, Пероуноу, Волосу, скотьемоу богоу, Хърсоу, родоу и рожаницамъ и всѣмъ проклятымъ богомъ ихъ («Слово некоего христолюбца» — Гальковский 1913).
Овинный хозяин предстает как мужской персонаж (овинник, подовинник), как женский (овинница), в заговорах — как парный (подовинник батюшка и подовинница матушка). В быличках упоминаются и другие персонажи хозяйственных построек: рижник (№ 238), именуемый, очевидно, по созвучию рыженьким (№ 237), рижная баба (№ 236) и др.
ЧЕРТ, БЕС
Черт, бес, дьявол, этот единый и многоликий, грозный и злокозненный, хитрый и лукавый, порой проказливый и веселый персонаж зла, являющийся непременной составляющей европейской культуры многих веков, присутствует и в народной мифологической традиции. Это и бестелесная абстракция зла, и почти неисчерпаемое многообразие его материализации в облике то человека, то животного, то фантастического существа, то даже предмета. Очень трудно распутать сложное переплетение мотивов, черт, наслоений различных эпох, образующих этот образ. В нем и следы язычества, и раннехристианские представления о злой силе — антиподе благого божества, и отзвуки демонологического шабаша средневековья; в нем народная мифология, и влияние литературных источников, как церковных, так и светских. Злая сила то разъединяется на множество ипостасей, образующих определенную иерархию (дьявол, вельзевул, антихрист, князь тьмы, демоны, бесы, черти), то является единым образом, который может быть назван и дьяволом, и бесом, и чертом.
В народных представлениях издавна существовали свои, отличные от официальной традиции, образы мирового зла. Это и змей, отнимающий у людей воду, и страшный одноглазый великан Верлиока, «на одной ноге, в железном сапоге», и Баба-Яга, первоначально женщина-змея, и Немал-человек и др. Однако теперь это персонажи сказок, некоторые сохранились в заговорах. В мифологической прозе преобладают черти и бесы.
Исторически черт является непосредственным преемником беса, так как слово черт известно в русском языке не ранее XV в.
Бес славянской христианской традицией унаследован из Византии, хотя и слово, и образ злой силы были у славян в еще более давние времена. В древнейших произведениях христианской литературы на Руси бесы предстают либо как бестелесная духовная сущность, либо как сущность ирреальная, но материальная. Обе эти трактовки находим, например, в произведениях Кирилла Туровского, писателя XII в.: «Но Авраам телесьную створи побѣду видимым воем, а си в духовнѣй съдолѣша рати и невидимыя побѣдиша бѣсы» (Слово Кюрила грѣшнаго...и похвала отцем святаго Никейскаго събора // Труды отдела древнерусской литературы. Т. XV. 344/14). В этом отрывке бес — ирреальная сущность, почти абстракция зла. В другом контексте — это материализованные духи, наделенные свойствами земных существ — способностью двигаться, говорить и т. д.: «Къ ним же оцѣпѣвъше бѣсе въпияху: Кто есть цесарь славы, с толикою на ны пришел властю?» (Святого Кюрила мниха слово о сънятии тѣла Христова с креста и о мироносицах // Труды отдела древнерусской литературы. Т. XIII 424/12)
Именно интерпретация второго рода оказалась более соответствующей народным представлениям и отразилась в конкретно-образном, часто антропоморфном облике черта в быличках.
Черт нередко предстает в облике красивого, «как портрет», молодого парня в костюме и галстуке (№ 344), даже в джинсах (№ 51); это может быть некто в шляпе (№ 254). Черти в облике женщины, чертовки, также обычно красивы (№ 60). Мотив щегольства, внешней красоты черта популярен в разных национальных традициях. Щегольство, красота — одна из форм соблазна, а также свидетельство чуждого русскому аскетическому христианству пристрастия к удовольствиям жизни и развлечениям. Музыка, пляски, пение — это бесовское. Именно поэтому черти в быличках предстают парнями с гармошкой или балалайкой (№ 267), устраивают «танцование» на мосту, игрища. В пустых домах, где нет иконы, они устраивают ночные сборища, там «по ночам ломота, свет горит, пляшут, поют, в гармонии играют» (№ 341). Призывом для чертей является свист или громкий крик (№ 51), именно поэтому народный этикет осуждал, даже налагал запрет на свист и крик.