В условиях мирового творческого процесса мастер, Ноосфера и материал переплетаются между собой, и отделить эту троицу друг от друга может только тщеславие. Менделеев, Эйнштейн, впрочем, как и все остальные великие люди на земле, стали такими, какие они есть благодаря недооцененному людьми их окружению, и главное, благодаря открытиям в Ноосфере, к которым причастны все взаимодействующие объекты физического мира. Эти открытия бомбардируют головы потенциальных гениев, и лишь некоторые из них достигают своей цели, потому что большинство потенциальных изобретателей еще в детстве превращены в винтик государственной машины, и они, вкрученные в нее, не в состоянии нормально взаимодействовать со своей естественной средой, Ноосферой.
У каждого физического объекта свой личный оригинальный долг перед Вселенной, свой творческий потенциал, свой спектр взаимодействий, и все объекты важны и необходимы для осуществления общей цели приобщения физического мира к полному знанию о Вселенной и совершенному сознанию, поэтому мы желаем, чтобы люди славили не только авторов, на голову которых упало яблоко, но и всех безвестных, творцов этого яблока во Вселенной или не славили никого. То же самое относится и к спискам, цитируемых авторов, в как бы научных изданиях. В них следует перечислять все объекты взаимодействий в мире ( мотылек полетел в другую степь и яблоко от этого не сформировалось или упало на чью-то голову в другой галактике) или не перечислять никого.
В идеальном мире наши два рода познания сливаются в один. Восток утверждает, что в чувственный род познания - до пустоты, ибо, когда все безошибочно ощущаешь, в разуме нет необходимости. Запад, начиная от Аристотеля, доказывавшего, что «бытие есть мышление о мышлении», склоняется к тому, что разуму, обладающему полным знанием, чувства ни к чему. Кант предполагал, что чувства и разум имеют какой-то общий корень, но не успел докопаться до него. Позиция Канта в этом вопросе нам видится более сбалансированной, поэтому попробуем как-то приблизиться к этому корню.
Чувственное познание, в том числе интуитивное, имеет нравственное содержание. Говоря о чувствах применительно к миру, объекты которого осознают абсолютную истину, мы должны понимать, что в нем имеют смысл только высшие чувства, похожие (других аналогов у нас нет) на высшую мораль человека. Йоги, чтобы достичь этого мира, известными практиками освобождаются от низменных чувств, останавливают мыслительный поток, а затем избавляются от любых чувств, чтобы окунуться в полную безмятежность. В массовом масштабе такая практика непродуктивна, так как вместе со всеми чувствами йог освобождается и от чувства долга, высшего нравственного принципа и единственной двери в идеальный мир. В своей нирване он фактически пытается законсервировать себя в вещественном мире до лучших времен.
Чувство долга важнее разума и всех остальных чувств. Недаром, когда человек оказывается перед трудным выбором, говорят, делай, что должно, и разумное решение сложится само собой.
В идеальном мире высший принцип нравственности – долг - тоже реализуется в творчестве, но не для достижения чего-то (там есть все), а ради самого творческого процесса, Игры; и тут уже прав Аристотель, так как без участия разума творчество невозможно. Что, опять два рода познания? Едва ли. Рискнем предположить, что чувства и разум, которыми обладает вещественный мир, сублимируют в мире идеальном в высшее блаженство, любовь.
Любовь – это не только чувства, а их симбиоз с разумом, проявление чувственного разума или разумного чувства. Любовь - синоним абсолютной истины и высшей нравственности. Из всех известных нам разновидностей любви ближе всего к чувственному разуму или разумному чувству, то есть к высшему блаженству, находится христианская любовь.
Только к высшему блаженству, а не абсолютному покою, пустоте, духу и всему остальному абсолютному может быть применимо понятие Абсолюта как никем недостижимого идеала, так как счастья много никогда и нигде не бывает.
Высшее блаженство Вселенной (любовь), сотворив оригинальный вещественный мир и раздвоившись в нем на разум и чувства, находится в ожидании нового импульса блаженства. Таким образом, она коротает вечность своего существования.
Припасть к отблеску высшего блаженства на земле может и человек. Наиболее остро, словно на пике праздника, это происходит при фейерверке творческого озарения, а в буднях повседневной жизни - когда испытывает предвкушение счастья. Обычно оно связано с выполнением долга, в той степени его возвышенности, которую человеку позволяет социальная среда.