В нашем контексте мы бы сравнили дхарму с образом. При этом первая дхарма (образ), появившаяся в живом существе при его зачатии, остается вечной и неизменной как носитель определенных свойств личности, и эту дхарму можно назвать душой человека, а все последующие дхармы, которые мгновенны, способствуют развитию или деградации потенциала личности, заложенной в живом существе первой дхармой.
Подтверждение нашей мысли мы находим в одном из направлений буддизма (школа ватсипутриев), которое учит, что хотя «я» не существует, имеется особая дхарма «пудгала» (личность), не тождественная другим дхармам из потока, но и не отличная от них. Эта «пудгала» обеспечивает как тождественность личности в пределах всего потока существования, так и связь между различными жизнями в круговороте сансары. Именно личность обретает и нирвану.
Окружающий мир ощущается нами не непосредственно, а через органы чувств, представляя в сознании окружающие объекты в виде образов. Между вещественным объектом и его образом есть огромная разница. Объект состоит из бесчисленного множества образов, их континуума, а людям, чтобы распознать его, достаточен набор из нескольких из них, причем этот набор у одного человека может не совпадать с набором образов, характеризирующих объект, другого человека. Поэтому считается, что у каждого человека свое оригинальное представление об окружающем мире. Эти образные представления в некоторых учениях, к примеру, в позитивизме объявляются истинно реальными, и для него никакого объективного мира не существует. В связи с этим возникает проблема объяснения сознания, то есть субъективной реальности на основе законов объективного вещественного мира. О сознании мы поговорим отдельно, а пока продолжим начатое.
Буддийское учение о мгновенности вытекает из всеобщности непостоянства. Оно утверждает, что каждая дхарма и весь поток дхарм, то есть живое создание существует одно ничтожно малое мгновение, в следующее мгновение заменяясь новой дхармой, причинно обусловленной предыдущей. По существу, каждое мгновение существует новая личность, причинно связанная с предыдущей и обусловленная ею. Таким образом, согласно теории мгновенности, поток дхарм, образующий живое существо, не только континуален, но и дискретен в одно и то же время.
К этому добавим, что дхармы появляются и исчезают в результате беспрерывного взаимодействия живого существа с окружающим миром. А так как взаимодействуют между собой все объекты мироздания, то принцип мгновенности распространяется на всю Вселенную.
В центре внимания буддийских мыслителей находится учение о Пустоте (шунье). Многие западные философы, в частности экзистенциалисты, отождествляют Пустоту с Ничто, однако с самого своего возникновения буддизм объявил Пустоту срединным путем. Философская шунья (нуль) появилась после открытия математического нуля. Нуль вроде бы ничто, но он на цифровой оси находится посередине между положительными и отрицательными числами, поэтому «ничто» быть не может.
Огромный вклад в учение о Пустоте внес Нагарджуна, живший во втором веке новой эры, и его многочисленные ученики и последователи. Нагарджуна связывал Пустоту (а шунья – пустота) со срединным путем: «Сказать, что все есть, - одна крайность, сказать, что ничего нет, - другая крайность. Все пусто – вот истина срединного пути». Для нас очевидно, что буддийская Пустота – это аллегория чего-то бытующего, быть может, информации.
Нагарджуна исходил из принципа причинно-зависимого происхождения чего-то в мире. Все существует лишь постольку, поскольку является причинно-обусловленным, и нет ничего (ни одной дхармы), что было бы не причинно-обусловленным.
Ничто не обладает своебытием, то есть нет такой сущности, которая бы самодовлела, которая существовала бы сама по себе, в силу своей собственной природы. Раз это так и все причинно-обусловленно, никаких самосущих сущностей нет, ибо заимственное бытие не есть настоящее бытие, подобно тому как взятые в долг деньги не есть настоящее богатство: бедняк может взять в долг много золота и вести себя так, словно богат, но это будет лишь видимостью. Такой же видимостью является и бытие чего бы то ни было. При этом цепь причинной обусловленности разомкнута: никакого абсолютного «заимодавца» (Бога, Абсолюта) нет, и явления бесконечно сами обуславливают существование друг друга.
Таким образом, все дхармы пусты, бессущностны и беопорны. Дхармы бессмысленно отличать друг от друга, то есть они вполне «равностны» относительно друг друга в их пустотности. Для всех дхарм пустота – их общий сущностный признак. Они не рождаются, не гибнут, не загрязняются и не очищаются, не увеличиваются и не уменьшаются. Другими словами, единственный признак дхарм – отсутствие признака, их незнаковость и невыразимость в слове. Все же, что знаково, описываемо – лишь видимость. Более того, сама причинность (трансцендентальное условие пустотности сущего) сама по себе пуста и не суща. Пуста и сама Пустота: она не есть некий метафизический принцип, наделенный собственной природой. Она есть лишь лишенность самобытия.