Многие посетители таких обедов отличались чудачествами и странностями. О них в народе рассказывали анекдоты и сочиняли легенды. Одна знатная дама не любила обедать дома. Ежедневно, кроме субботы, она ходила в гости. Там старушка выбирала какое-нибудь понравившееся ей блюдо и обращалась к гостеприимной хозяйке: «Это должно быть очень вкусно, позвольте мне его взять». И передавала блюдо стоявшему наготове своему лакею: «Возьми его и отнеси в нашу карету». Все знали эту странность знатной старушки и сами предлагали ей выбрать что-нибудь из блюд. Так проходила неделя, а в субботу старушка приглашала всех отобедать у нее и потчевала гостей их же блюдами.
Подобные странности не были редкими. В пушкинские времена в Коломне, в собственном деревянном домике на Фонтанке возле Египетского моста, проживал некий капитан с итальянской фамилией Мерлини. Никто не знал, откуда был родом этот неунывающий капитан и был ли он вообще законный носитель итальянской фамилии, но слава о нем дошла до наших дней. В течение двух десятков лет капитан аккуратно, согласно своему расписанию, посещал завтраки, обеды и ужины во всех знакомых ему петербургских домах. Его осыпали бранью и демонстративно отказывались подать руку в ответ на протянутую капитаном, иногда его просто пытались вытолкнуть за дверь. Но ничто не могло нарушить железного расписания капитана, погасить приятную улыбку и испортить отличный аппетит. Но раз в году Мерлини давал званый обед всем своим кормильцам. В такие дни, говорят, Фонтанка вплоть до Египетского моста была запружена экипажами. В искренней надежде, что обед этот прощальный, и все наконец избавятся от назойливого визитера, приглашенные чествовали капитана. А наутро он вновь отправлялся в свой обычный путь.
Во все времена и все без исключения петербуржцы любили отдыхать в близких окрестностях и пригородах Петербурга.
Среди гвардейской молодежи широко известен был «Красный кабачок» на Петергофской дороге. На Васильевском острове такой же славой пользовался трактир «Уланская яблоня». Особенно благоволили к нему уланы. По преданию, название этого трактира связано со старинной петербургской легендой о том, как однажды подвыпившие уланы изнасиловали юную дочь трактирщика. Обезумевшая от стыда и позора девушка выбежала в сад и повесилась там на одной из цветущих яблонь. Так и стали в народе называть этот трактир. Название со временем прижилось.
С хмельным весельем связывают городские легенды и название старинного Веселого поселка. Известно, что Петр I цыган недолюбливал, и когда они приходили в столицу, то разбивали свои шатры в дальних ее окрестностях. Туда, по преданию, Петр ссылал неисправимых пьяниц и неугомонных дебоширов. Шумные гулянки длились в цыганском поселке ночи напролет, а веселье не утихало ни на минуту. Поселок так и называли – Веселый.
В XIX веке все без исключения петербургские сословия от нищих и бездомных до гвардейских офицеров и высших государственных сановников любили первомайские народные гулянья в Екатерингофе – старинном парке, ведущем свое происхождение от загородной усадьбы, подаренной Петром I своей жене Екатерине. В фольклоре эти веселые общегородские праздники так и остались под названием «Екатерингофские гулянья». Каждый год 1 мая весь Петербург устремлялся в Екатерингоф. Вереницы экипажей, карет и колясок, двигаясь медленной скоростью среди густой толпы простого народа, направлялись от Калинкинского моста в сторону Нарвских ворот, к входу в парк. В парке все сословия смешивались, и гулянье продолжалось среди множества торговых палаток и балаганов.
В 1880-х годах видный общественный деятель, сын известного фабриканта А. И. Варгунина Николай Александрович Варгунин организовал народные гулянья для рабочих в селении петербургского фарфорового завода. В просторечии их называли «Варгунинскими».
По воспоминаниям современников, в первой четверти XIX века с наступлением лета город пустел. Все устремлялись в пригороды, на Черную речку и Острова. Письма, дневники и воспоминания петербуржцев пушкинской поры буквально пестрят упоминаниями об этих благодатных местах. Об этом коротком и насыщенном периоде летней петербургской жизни сохранилась пословица: «Житье-бытье на Черной речке очень весело́е» (или весёлое –? – Н. С.).
В собрании петербургского городского фольклора есть одна удивительная легенда о происхождении возникшего в середине XIX века обычая – ежевечерних проводах солнца на стрелке Елагина острова. В то время в Петербурге жила женщина, которую прозвали царицей салонов. Это была молодая красавица, обладательница незаурядного ума и значительного состояния Юлия Павловна Самойлова. Многие годы она прожила в Италии. Среди ее близких друзей были такие незаурядные люди, как Джоаккино Россини, Орест Кипренский, Александр Тургенев, Карл Брюллов, Ференц Лист и многие другие. Графиню Самойлову отличали любовь к искусству, самостоятельность мышления и независимость в отношениях с сильными мира сего.
На приемы, которые она регулярно устраивала в своем родовом имении Графская Славянка, съезжался весь Петербург. В такие дни заметно пустело Царское Село, что естественно раздражало Николая I. Император решил пойти на хитрость и попросил графиню продать ему Графскую Славянку. Предложение царя выглядело приказанием, и Самойловой пришлось согласиться. Но при этом, как рассказывает легенда, она просила передать императору, что «ездили не в Графскую Славянку, а к ней, и где бы она ни была, будут приезжать к ней». На следующий день к вечеру, в сопровождении узкого круга близких поклонников и друзей Юлия Павловна поехала на стрелку безлюдного в то время Елагина острова. «Вот сюда будут приезжать к графине Самойловой», – будто бы сказала она. И действительно, сначала знакомые и приятели, затем романтики и влюбленные, а вскоре и весь город стал съезжаться на некогда пустынную западную оконечность Елагина острова на проводы заходящего солнца. В конце концов эта стрелка превратилась в одно из самых популярных мест вечерних гуляний столичной знати.
Возможностей для загородных поездок у петербуржцев было много. Крылатые слова и устойчивые фразеологизмы городского фольклора помогают восстановить географию таких прогулок. «Подышать сырым воздухом Финского залива» ездили в Стрельну и Петергоф. «На музыку» спешили в Павловский курзал и на популярные среди петербуржцев музыкальные концерты в Озерки. В короткий период осеннего листопада петербуржцы выезжали в прославленные парки Царского Села и Павловска, чтобы побродить по тихим аллеям, полюбоваться многоцветной палитрой природы, ненадолго уйти мыслями в прошлое, подумать о будущем или просто, как говорили в старом Петербурге, «Пошуршать листвой».
Среди самых разнообразных развлечений петербуржцев далеко не последнее место принадлежало картам. Мода на азартные карточные игры была так велика, что наиболее крупные выигрыши и катастрофические проигрыши вошли в городской фольклор. Так, слободу Пеллу известный в то время меломан Мартынов купил будто бы на деньги, выигранные за полчаса в Английском клубе.
Другой случай произошел вблизи Петербурга, в Осиновой Роще, в старинном родовом имении князя Вяземского, слывшего в XIX веке богатым и гостеприимным. Осиновую Рощу иначе как усадьбой Вяземских и не называли. И вот однажды, как рассказывает давнее петербургское предание, над усадьбой нависла угроза потери этого славного имени. Во время затянувшейся игры в карты со своим соседом Левашевым князь вдребезги проигрался. Дело дошло до усадьбы, и она была брошена на кон. Но везение окончательно покинуло князя. Он проиграл и усадьбу, и служебные корпуса, и хозяйственные постройки, и сад, и все, что было вокруг. Когда князь оглянулся, то уже ничего, что теперь принадлежало ему, не увидел… кроме трех дочерей, красивых и незамужних. И тут, как рассказывает легенда, Вяземского осенило. Он предложил Левашеву взять в жены любую из его дочерей, вместо проигранной усадьбы. Сделка состоялась, и злополучная усадьба вновь перешла к Вяземскому.
Неповторимы были нравы и люди XIX века. Однажды во время игры в карты к богатому и видному купцу Злобину подошел обер-полицмейстер: «Василий Алексеевич, у вас в доме пожар!» и Злобин, как утверждает легенда, спокойно ответил: «На пожаре должно быть вам, а не мне», – и продолжал игру. Дом сгорел, и купец разорился.