Какие же выводы можно сделать из этих рассуждений? Согласно позиции Сапковского, помимо прочих внутрижанровых классификаций, литература фэнтези условно разделяется на два типа в соответствии с глубиной творчества авторов:
1) собственно художественная литература, несущая в себе эстетическую и культурную ценность;
2) исключительно коммерческая продукция, безыскусно отштампованная с учетом формальных требований жанра и потребителя.
Итак, один из классиков подлинно литературного фэнтези видит в жанре, в котором достиг немалых высот, лишь коммерческие корни. И Сламберленд Маккея, и конаниаду Говарда с компанией эпигонов, и даже «Властелина колец» Толкина Сапковский рассматривает как основу современного фэнтези — коммерческого продукта, заполнившего литературный рынок. Возможно, это очередная игра с читателем или исследователем — на них пан Сапковский ну очень падок. А возможно, такая позиция объясняется коммерческой направленностью образования писателя и работы, которой он посвятил большую часть жизни.
Итак, взгляд Сапковского на истоки фэнтези расходится с точкой зрения исследователей: по его мнению, фэнтези — порождение XX века. Вдобавок заметим, что ни конаниада, ни тем более Сламберленд не могут претендовать на литературную ценность, так как не соответствуют критерию серьезности содержания. А кроме того, фантастический мир, построенный на общеизвестных мифологемах, никак не связан с идейным содержанием произведений и служит лишь декорацией для приключенческого сюжета.
Иллюстрация из книги «Волшебник страны Оз» Ф. Баума, 1900 г.
The New York Public Library Digital Collection
Толкину — и его творчеству — Сапковский отдает должное как знаковой фигуре в истории литературы вообще и фэнтези в частности. И тем не менее эпос о Средиземье он все же ставит в один ряд с конаниадой:
…Два автора и две книги. Две книги настолько же отличающиеся, насколько отличаются их авторы. Юный невротик и зрелый, солидный профессор. Конан из Киммерии и Фродо Бэггинс из Хоббитона. Две такие различные страны Никогда-Никогда. И одинаковый успех. И начавшиеся культовое поклонение и безумие!
Отчасти подобное сопоставление продиктовано уже упомянутым вниманием автора к коммерческому успеху произведений, но в большей степени — пониманием фэнтези как эскапистского явления в культуре.
В поисках определения фэнтези писатель обращается к труду Станислава Лема «Фантастика и футурология». Фэнтези и научная фантастика, по мнению автора, различаются характером фантастического допущения. В первом оно непроверяемое и недостоверное, а во втором обязательно «научно обусловлено». Сапковский вступает в спор с такой позицией:
Эх, дорогие мои, можете меня побить, но я не вижу особой разницы между неправдоподобием волшебной тыквы и неправдоподобием далеких галактик или Большого взрыва. А дискуссия о том, что волшебных тыкв не было и не будет, а Большой взрыв был или когда-то там еще будет, для меня останется дискуссией бесплодной и смешной… И давайте договоримся раз и навсегда: с точки зрения антиверизма [непроверяемости] фэнтези не лучше и не хуже, чем так называемая научная фантастика. А наш рассказ о Золушке, чтобы уж был совсем правдоподобным, в последних строках обязан оказаться сном секретарши из Бельско-Бяльского проектного бюро, укушавшейся вермутом в новогоднюю ночь.
С этим утверждением можно поспорить, если взглянуть на ситуацию с другого ракурса. Действительно, допущения в обоих жанрах одинаково недостоверны, поскольку заведомо фантастичны. Однако есть между ними ключевое различие: у каждого из них особая основа. Допущение в научной фантастике зиждется на реальной передовой идее (путешествия в космос, колонизация других планет, кибернетические экзоскелеты), а в фэнтези — на мифологеме (магия, драконы, демоны). А посему первая из этих вымышленных культурно-эстетических конструкций все же больше соотнесена с реальностью.