По сути, мы сталкиваемся с парадоксом: то, что мы привыкли считать мифами, в действительности мифами не является. Взять, к примеру, античные мифы – разве это мифы сегодня? Безусловно, на каком-то историческом промежутке они действительно были мифами – для тех людей, кто в них по-настоящему верил. Но если в наших глазах миф утратил сакральность, перестал являться чем-то реальным, то и относиться к нему мы будем не более чем как к сказке – хорошо, если сказке волшебной, а часто и вовсе бытовой. Это служит поводом для глобального непонимания сущности мифа в широком сознании – все знают примеры мифов, которые по сути своей мифами быть давно перестали, из чего делается совершенно ложное представление о самой сущности мифа.
Но даже лишившись своего сакрального смысла, миф продолжает сохранять свою волшебную природу, завораживать и манить в свой таинственный мир. Как писал Кэмпбелл, «Просто удивительно, что самая незатейливая детская сказка обладает особой силой затрагивать и вдохновлять глубокие пласты творчества – так же, как капля воды сохраняет вкус океана, а яйцо блохи вмещает в себе все таинство жизни. Ибо мифологические символы – не продукт произвола; их нельзя вызывать к жизни волею разума, изобретать и безнаказанно подавлять. Они представляют собой спонтанный продукт психики, и каждый из них несет в себе в зародыше нетронутой всю силу своих первоистоков» [12] .
Мифология в психологии
Любая психология мифологична – поскольку мифологичен по своей сути сам коммуникативный процесс. Но стоит отдельно сказать про те психологические модели, которые оперируют с мифологией в наиболее чистом виде: притчи, сказки, метафоры, юнгианский анализ и его производные.
Традиционными примерами мифологии в психологии являются мифы, сказки, притчи, метафоры. Что касается самого мифа, то его сущность и функции подробно разбираются в отдельном разделе, а пока остановимся подробнее на метафорах и сказках.
Пожалуй, лучше разъяснение психологической сущности метафор, равно как и конкретная прикладная технология их психотерапевтического использования принадлежит Милтону Эриксону. Сущность эриксоновской метафоры заключается в том, что любой отстраненный образ может стать ориентиром для нового, более ресурсного способа перекодировки структуры субъективного опыта – независимо от того, будет ли эта метафора кратким сравнением или развернутым повествовательным сюжетом. Общая идея сводится к тому, что, слушая историю, человек на том или ином уровне бессознательно ассоциируется с ее героями. Безусловно, основная ассоциация происходит с тем героем, который более симпатичен и ситуация которого более приближена к ситуации человека. И если герою метафоры удается реализовать цели, созвучные с актуальными целями слушателя, то слушатель с большой вероятностью спроецирует на себя и тот способ их достижения, который помог герою метафоры. Существует несколько правил конструирования эриксоновских метафор:
1. Ситуация не должна в точности копировать ситуацию клиента, а связь клиента с героем метафоры не должна быть слишком прямолинейной;
2. Не должно даваться прямых инструкций: путь достижения цели должен быть достаточно ясным для того, чтобы понять, куда двигаться, но оставлять достаточно простора, чтобы легко интегрироваться в ситуацию клиента и позволить ему самому найти итоговое решение;
3. Все ресурсы, необходимые для достижения цели, должны находиться внутри героя/клиента – «чудесная помощь» волшебных сил или инопланетные вмешательства здесь неуместны, все действия герой (а, соответственно, и клиент) должен совершить сам, найдя в себе все необходимое для этого.Существует «продвинутый» вариант эриксоновской метафоры – так называемая «тройная спираль», состоящая из трех вложенных друг в друга историй и сочетающая не только эффект метафоры, но и прямые внушения эриксоновского гипноза. Открывает метафору первая история, в которой описывается исходная ситуация и задаются герои; в какой-то момент рассказ переходит на другую историю (например, через воспоминания героя), совершенно не связанную с первой; затем точно также открывается третья история, в которой дается внушение. После этого происходит возврат на вторую историю и ее завершение, и возвращение к первой истории и завершение метафоры. Такая структура позволяет сделать сам факт внушения мягким и незаметным, быстро сместив фокус внимания на повествовательную канву.