Когда родственники хоронят Матрёну, из их причитаний становится видно, что плачут они не по Матрёне, а думают об окончательном разделе имущества. Фаддей на поминки и вовсе не приходит. Избу после смерти Матрёны до весны заколотили, Игнатич переселяется в дом одной из её золовок, а заканчивается рассказ такими словами: «Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шесть детей, но не нрав свой общительный, чужая сёстрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, – она не скопила имуществ к смерти. Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы…
Все мы жили рядом с ней и не поняли, что она и есть тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.
Ни город.
Ни вся земля наша» [1].
Смирнова Альфия Исламовна, доктор филологических наук, в своей статье «Образ героини и семантика дома в рассказах А. И. Солженицына «Матрёнин двор» и В. Г. Распутина «Изба»» указывает: «Солженицын в финале рассказа раскрыл кодовый смысл образа Матрёны, что стало художественным открытием автора, запечатлевшего тип героини, характерный для русской деревенской прозы второй половины ХХ века» [2].
В русской литературе второй половины ХХ века образ Матрёны открыл целую череду женских характеров – праведниц, стоиков, крестьянок, трудящихся самоотверженно, отдающих себя во имя служения ближним – которые присутствуют у героинь всех последующих произведений деревенской прозы. И в описании таких женских персонажей контекстуально присутствует агиографический образ христианских мучеников, а это уже хронологически отсылает нас во времена Киевской Руси.
Поначалу, рассказ Солженицына должен был называться «Не стоит село без праведника», но это заглавие было изменено Твардовским на, собственно, «Матрёнин двор», и таким образом у читателя переключается внимание на конфликт, связанный с утратой дома. Но, главным мотивом произведения, как становится понятно из первоначального заглавия, это конечно было показать, что российская деревня, а, следовательно, и вся Россия, держится на таких вот «праведниках», каковой и была Матрёна. Здесь следует указать, что в самом названии рассказа «Матрёнин двор» сам по себе конфликт, связанный с утратой дома, имеет второстепенное значение. Как указывает доктор филологических наук Ковтун Наталья Вадимовна в своей статье «Иконическая христианская традиция в «Матрёнином дворе» А. Солженицына и «Избе» В. Распутина: проблема авторского диалога» на первый план в заглавии рассказа выходит «указание на стержневой образ русской национальной культуры – дом, усадьбу» [3].
Давайте охарактеризуем портрет Матрёны. Автор пишет, что у главной героини рассказа «кругловатое лицо», «лучезарная улыбка», «блекло-голубые глаза», простодушный взгляд. «Не внешней красотой славится Матрёна, а внутренним светом и добротой» [1]. Здесь мы видим чётко прорисованный агиографический образ. У святых на иконах как раз и присутствует «лучезарная улыбка», преображающая лицо в лик, взирая на который, ощущаешь прилив тихой, умиротворённой благодати. Весь их образ светится внутренним светом и добротой. «У неё было верное средство вернуть себе доброе расположение духа – работа» [1]. И в первую очередь, она поможет ближнему, а потом уже что-то сделает для себя. Заходит к ней в дом жена председателя, и говорит:
«-Товарищ Григорьева? Надо будет помочь колхозу! Надо будет завтра ехать навоз вывозить!
Лицо Матрёны складывалось в извиняющуюся полуулыбку – как будто ей было совестно за жену председателя, что та не могла ей заплатить за работу.
– Ну что ж, – тянула она. – Я больна, конечно. И к делу вашему теперь не присоединёна. – И тут же спешно исправлялась: – Какому часу приходить-то?
– И вилы свои бери! – наставляла председательша и уходила, шурша твёрдой юбкой.
– Во как! – пеняла Матрёна вслед. – И вилы свои бери! Ни лопат, ни вил в колхозе нету. А я без мужика живу, кто мне насадит?..» [1].
«Всё же поутру она уходила со своими вилами.
Но не колхоз только, а любая родственница дальняя или просто соседка приходила тоже к Матрёне с вечера и говорила:
– Завтра, Матрёна, придёшь мне пособить. Картошку будем докапывать.
И Матрёна не могла отказать. Она покидала свой черёд дел, шла помогать соседке…» [1]. И как потом узнал Игнатич от Тальновских баб, что денег за выполненную работу Матрёна не брала.
Привыкшая рассчитывать только на себя, Матрёна начинала свой день в четыре-пять утра. А работа временами была такая, что не каждому мужику под силу. Здесь стоит упомянуть фрагмент, где Матрёна рассказывает своему квартиранту, как она коня Волчка, овсяного, «за узду схватила, остановила», когда тот «с испугу сани понёс в озеро» [1].