Вернувшись в Тару, Сренг доложил королю Эохайду о просьбах вновь прибывших. В воине жила надежда, что между обоими племенами, которые к тому же имели общее происхождение, воцарится мир. Однако король Эохайд видел все иначе.
– Как смеют они обращаться с такой просьбой? Только ступив на мою землю, они уже хотят забрать целую половину! Если я проявлю великодушие и пойду им навстречу, кто знает, чего они потребуют тогда? Не успеет смениться время года, как они захотят забрать себе все земли! Решение мое бесповоротно: да будет война! – прогремел Эохайд.
Скрыв разочарование, Сренг промолчал. Но, вопреки чувствам, воин готов был служить своему господину, отважно сражаясь за него.
Когда эта новость достигла племени Туата Де Дананн, в их рядах произошло сильное волнение. Они знали, что численно уступают своим врагам: их народ только что высадился на этих землях, тогда как Фир Болг уже давно на них обосновался и успел построить крепости. Волнение делало голоса громче, а речь запутанней, и вскоре нельзя было различить ни единого слова, как вдруг пронзительный крик вороны заставил людей замолчать. Перед войском предстали Морриган и ее сестры, таинственные и грозные посланницы судьбы. Стоило им появиться, как наступала ледяная тишина, улыбки их заставляли кровь стынуть в жилах у тех, кто, на свое несчастье, оказался рядом. По правде говоря, людей племени богини Дану было не так уж и много, но они могли рассчитывать на то, чем не обладали их противники, – магию.
Черные, словно глубокая бездна, глаза сестер обратились к королю, склонившему перед ними в почтении голову. Кивнув, Нуаду дал сестрам согласие поступать так, как они сочтут нужным. Зловещий смех потонул в вихре вороньих перьев. Вот и все, что осталось в следующее мгновение от трех богинь, кинувшихся на вражескую крепость в готовности сеять хаос.
Морриган, Бадб и Маха погрузили во тьму холм Тара. Густой туман не позволял часовым видеть на расстоянии двух метров, а темнота, словно тяжелое одеяло, скрыла солнце. Ужас охватил разум людей Фир Болга. Дождь из крови и горящих камней не позволял людям найти укрытие, а стаи воронов, черных как ночь, летали, каркая, над теми, кто мог скоро превратиться в добычу.
Эохайд понял, что пришло время вмешаться. Он собрал свою армию и двинулся навстречу Туата Де Дананн, намереваясь вступить в бой.
Кончик копья Нуаду, казалось, загорелся ярким светом, когда он подал сигнал к атаке. Противостояние заставило содрогнуться долины и холмы, и Туата Де Дананн обрушило на врагов свою исконную силу. Король Эохайд пал, и Сренг возглавил войска.
Не по своей воле выбрал воин эту роль, но звон оружия и крики людей не позволяли ему медлить. Вдруг среди окружающей суматохи Сренг оказался перед Нуаду, вражеским правителем, который только что извлек свое копье из груди павшего воина и готовился искать нового противника.
Сренг, влекомый жгучей яростью, бросился на него. Нуаду не ожидал нападения, и сталь глубоко вонзилась в его плоть. Рука короля безвольно упала на землю, но владыка Туата Де Дананн не сдался. Крепко схватив оружие единственной здоровой рукой, он сражался с таким рвением, что сумел отбросить противника назад. Сренг упал на колени, и Нуаду взревел:
– Я готов пощадить тебя и твой народ, но бой должен прекратиться немедленно! Ваши люди займут пограничные земли Ирландии и будут проживать там. Все остальное вернется моему народу!
Брес двинулся вперед, готовый поддержать своего раненого государя, и тогда Сренг согласился сдаться и уступить Тару людям Туата Де Дананн.
В тот день Нуаду выиграл битву, но потерял корону. С искалеченной рукой он больше не мог править своим народом. Законы Туата Де Дананн гласили: на трон мог взойти только человек, совершенный как духом, так и телом. Посему Нуаду пришлось отречься от престола и уступить место одному из любимых своих воинов. Брес проявил отвагу в бою и был хорош собой. Никто не возражал против его правления, но вскоре у Туата Де Дананн появились причины горько пожалеть об этом решении.