Тем временем Мач и Вилли Скарлет распутали веревки и ремни, и освобожденная вдова Хэмлок подскочила к аббату.
Ну и оплеуху же он получил!
— Я тебе покажу, как связывать честную вдову по рукам и ногам, я тебя научу, как обращаться с женщинами!
И она закатила ему еще пару затрещин.
— А теперь, — сказал Робин с самым изящным поклоном, на какой был способен, — я приглашаю вас, госпожа Хэмлок, и вас, ваше преподобие, разделить с нами нашу скромную трапезу.
Трясущемуся аббату даже не завязали глаза. Они двинулись в обратный путь тайными тропами и меньше чем через час добрались до укромной поляны, где на огромном костре жарился олень.
Увидев, кого привели к ужину, отец Тук чуть было не уронил кусок мяса в огонь.
— Клянусь святым распятием, у меня было какоето скверное предчувствие сегодня, — пробормотал он. — И сойка все орала не своим голосом, и почему–то листья на орешнике все сворачивались в трубочку. А я, дурак, не прислушался. Правда, этот жирный кабан выглядит сегодня, скорее, как щипаная ворона под дождем!
Стол был накрыт на славу, и доброго темного эля было предостаточно, но аббат сидел мрачный, и кусок не лез ему в глотку.
Когда с едой было покончено, отец Тук сказал с ехидцей:
— Ну а теперь было бы не худо, чтобы его преподобие сплясал бы нам какой–нибудь веселый танец! Джигу, может быть, а?
Все зашумели:
— Да, да, пусть спляшет!
— Пощадите! — взмолился аббат, заламывая руки и чуть не плача.
— Хорошо, успокойся, — сказал Робин. — Не хочешь плясать, не пляши. Но мессу ты нам отслужишь. Я уже давно не слышал мессы, и может быть, даже Пречистая Дева сердится на меня за это.
Делать было нечего. Слабеньким срывающимся голосом начал аббат службу, и все стрелки в зеленом опустились на колени, обнажили головы и стали горячо и искренне молиться.
Когда служба окончилась, было уже темно. Сквозь вершины деревьев просвечивали звезды. Где–то вдалеке крикнула ночная птица.
— А теперь выведите его на дорогу, да помогите ему взобраться на лошадь, и пусть катится отсюда, — сказал Робин Гуд.
— Ты всегда придумаешь какую–нибудь работу на ночь глядя, — зевая, сказал Кеннет Беспалый.
— Да что ты, Робин! Отпустить его?! — возмутился Маленький Джон. — У меня каждая стрела в колчане подпрыгивает от нетерпения.
— Не надо, Маленький Джон. Имей уважение к сану и возрасту.
— Ну хоть свежую дубинку можно ошкурить о его бока? — не унимался Маленький Джон.
А отец Тук ничего не сказал, потому что шептался о чем–то с белой аббатовской кобылой.
Не было в веселом сердце Робина ни злобы, ни мести. Он избежал гибели и вдоволь натешился над своим врагом. Ему этого было достаточно.
Маленькому Джону и Вилли Скарлету в конце концов пришлось помочь измученному аббату сесть на лошадь и вывести его на дорогу, ведущую из Ноттингема в Йорк.
Глава IX
КАК ПРЕКРАСНАЯ МЭРИЕН ОКАЗАЛАСЬ В ШЕРВУДСКОМ ЛЕСУ
Детьми они часто играли вместе. Строили песчаные замки, или устраивали турниры для искусно выструганных деревянных рыцарей, или просто бегали, догоняя друг друга.
Замок графа Фитцуолтера располагался неподалеку от Хантингдона. И когда Робину стало лет двенадцать–тринадцать, ему даже разрешалось отправляться туда верхом в сопровождении всего лишь одного слуги. Около трех миль надо было проехать по мягкой грунтовой дороге мимо кузницы Кривого Билла из Гриндейла, мимо груды огромных камней, которая, как говорили, что–то обозначала у древних кельтов и была навалена тут в незапамятные времена, мимо колючей живой изгороди, окаймлявшей поля арендатора Стивена из Сэдли.
Подъехав к замку, он бросал поводья слуге и взбегал по подъемному мосту, а Мэриен, единственная дочь графа Фитцуолтера, выходила ему навстречу. Они были почти ровесники. И хотя Мэриен выглядела тоненькой и хрупкой, она не отставала от Робина в мальчишеских забавах. До чего же метко стреляла она из лука! Не уступала любому искусному стрелку. А еще и любила, одевшись в мужской наряд, скакать с другом рядом по полям, окружавшим замок графа. Слуги, чертыхаясь и бранясь про себя, с трудом поспевали за ними.
Однажды, когда Робину и Мэриен было лет по четырнадцать, а может, и по пятнадцать, вдоволь настрелявшись из лука по далекой, еле заметной мишени, они сидели на склоне глубокого оврага, на теплой траве, потому что дело было летом.