— Ты правда не понимаешь?
Нико нахмурился и проворчал:
— Да, я правда не понимаю, зачем Аиду травить лагеря и обрекать себя и Олимпийцев на безумие.
Перси шумно выдохнул:
— Потому что ты его сын. И он правда за тебя переживает и сильно разозлился, когда узнал, что с тобой сделал Зевс. Так он пытается надавить на Зевса и вернуть тебя.
Нико сморщился, недоверчиво уставившись на своего гостя.
— Так он устроил это все из-за меня?
— Ради тебя, — поправил его Перси, мягко улыбнувшись. Нико больше выглядел как ребенок, которому в руки попали кубики разной формы и их надо пропихивать через форму, а ему только удалось подобрать к каждой форме нужную фигурку.
— А как ты оказался тут? — после недолгого молчания просил Нико. Косточка в его руке стала вертеться медленно, он словно смаковал каждое вращение своей игрушки.
— Мы нашли Фемиду, но чтобы она помогла нам восстановить справедливость, нужно было вернуть ей ее ор и символ власти. Одна из ор была у Купидона, — последнее Перси произнес с едва заметным стыдом.
Эта история была самой позорной в жизни Джексона, и рассказывать ее снова ему не хотелось. Та сцена снова встала перед глазами юноши, и он видел себя, так рьяно и жестоко сражающегося с Купидоном. Джейсон пытался его предупредить, но Перси его не послушал. И он старался выкинуть из головы мысль, что будь он чуть смелее, Бог бы не проткнул его ядовитой стрелой. И, если умирая на руках матери и отца, он об этом жалел, то теперь, попав на остров, думал, что это было не зря. Ему дали второй шанс. И он не должен струсить. Не сейчас.
Нико на короткий миг, видимо вспомнив произошедшее с Эросом, испугался, но это быстро сменилось гневом, и он помрачнел.
— Видимо, встреча прошла не очень хорошо. И что он от тебя хотел?
— Того же, что и от тебя. Признания.
— Как я понимаю, ты предпочел этого не делать.
— Мне не хватило духу, — признался Перси. — Я тогда испугался.
— И чего ты ему не сказал?
Перси ответил не сразу. Он встал, запустив руки в свои волосы, ероша их. Он представлял свой разговор с Нико совершенно по-другому, и признаваться, когда он еще страшно зол, не очень хотелось, но Перси чувствовал, что иного шанса у него не будет. Он слишком долго тянул с этим, слишком долго молчал и душил свои чувства, не позволяя им проявляться. Все было уже слишком, и Перси решил, что этому надо положить конец и сказать все, как есть.
Он подошел к Нико, опустился на колени и посмотрел ему в глаза. Нико был в замешательстве, но изо всех сил старался казаться безразличным.
— Я не сказал ему того, что должен был сказать тебе, когда ты спросил, что я чувствую к тебе.
Перси говорил ровно и уверенно, а Нико с каждой секундой терял свою маску безразличия, хмурясь все больше.
— Я люблю тебя.
Сначала не произошло ничего. До Нико, кажется, смысл сказанного дошел не сразу, но когда он понял, что сказал Перси, его глаза широко распахнулись, но он тут же взял себя в руки и стал холодным и безразличным.
— С этим можно жить, поверь, — он собрался было встать, но Перси поднялся и удержал его, положив свою руку ему на плечо.
Нико надменно посмотрел на его руку и плавно перевел взгляд на лицо Перси. Серьезный, как никогда, в его зеленых глазах была решимость и полная уверенность в своих словах.
— Я не говорил этого раньше, потому что думал, что так будет лучше. Я ошибся. Когда Купидон ранил меня, я был уверен, что умру и попаду в Царство Мертвых, но я чудом оказался здесь. Мне дали второй шанс, и на этот раз я его не упущу.
— Третий, — поправил его Нико. — Это был третий. И ты признался. Так что шанс тебе был дан не зря. Но знаешь что? Слишком поздно.
Перси опешил. Он даже не знал, что сказать: просто продолжал пялиться на Нико, который, на секунду, даже не выглядел потрясенным или хотя бы удивленным. Пугающе холодный и спокойный, а застывший в ожидании ответа от Перси он и вовсе был похож на каменное изваяние, особенно учитывая его ровную бледную кожу, едва не сливавшуюся с обстановкой вокруг.
— Я хочу тебя вытащить отсюда, — сказал Перси. — Но если ты этого не хочешь, ничего не получится.
— Я смирился со своей участью. Всем будет лучше, если я останусь тут, — Нико убрал руку Перси и встал, собираясь уйти отсюда.
Весь этот разговор ему порядком надоел. Он просто хотел, чтобы все от него отстали и прекратили соваться на его остров, давать ему пустые надежды, а затем жестоко их разбивать, оставляя только жгучую боль и пустоту.
— По-твоему, все это делается для чего? — Перси уже начал злиться и даже не пытался скрыть раздражение в голосе.
— Я этого не просил.
— То есть тебя все устраивает?
Нико со злости опрокинул свое кресло, и оно рассыпалось обратно на кости с громким треском.
— Конечно, меня все устраивает! — сорвался он на крик.
После того, как Зевс забрал Перси, Нико пообещал, что не позволит себе больше чувствовать. Довольно той боли, что он перенес. И, кажется, ему удавалось, когда рядом не было никого, кроме мертвецов, но сейчас, когда вернулся Перси, все снова полетело к чертям в самые глубины Тартара.
— Здесь ведь курорт! — он истерично взмахнул руками. — Жаль развлечение всего одно: врываться в мою жизнь и исчезать. Снова и снова, как на американских горках — какая петля окажется последней, так вот — последнюю петлю уже проехали.
— Я ведь пытаюсь извиниться! Пытаюсь все исправить!
— Не стоит! — Нико остановился, чтобы отдышаться, и выпрямился, посмотрев Перси прямо в глаза. Тот выглядел ошеломленным и каким-то потерянным, словно не мог поверить, что это и впрямь происходит. — Достаточно того, что уже было между нами. Я не хочу наступать на те же грабли в третий раз.
— Ладно. Я тебя понял, — Перси поднял ладони, словно сдавался. — Тогда позволь помочь тебе, как другу. У меня есть одна идея. Тебя многие ждут дома. А когда мы вернем тебя, то… Я уйду, только если ты сам меня об этом попросишь.
Нико хмуро уставился на Перси, обдумывая его слова. Определенно, он сумел его заинтриговать с идеей, но ди Анджело слабо верил в то, что она сработает. А проверять и снова убеждаться в том, что выхода с острова для него нет, он не хотел. Ломать крылья всегда больно. Он покачал головой и сказал:
— Тут есть все необходимое. А остров уже большой, так что мы можем сделать так, чтобы друг друга не видеть. Не вздумай чувствовать себя как дома.
Нико даже не дал ответить — просто исчез в тенях, словно его тут и не было. А Перси подумал, что яд Купидона травит не так сильно, как холодность Нико.
Он громил скелетов в пух и прах и создавал их снова, выплескивая свою злость на них. Гул вновь возвращенных на трибуны зрителей только подначивал Нико атаковать снова и снова, руша противников ударом своего меча, и новая порция одобрительных возгласов служила ему самыми лучшими дифирамбами.
Нико хотел забыться. Он отдал бы все, чтобы не помнить всю ту боль, которую ему пришлось перенести, но воспоминания преследовали его, неизменно напоминая о всех потерях, что тысячами острых гвоздей были вбиты в его сердце.
Сколько можно позволять играть собой? Смотреть в бесконечно зеленые глаза и тонуть в них раз за разом, понимая, что это не приведет ни к чему хорошему, но пара минут прекрасного забвения с любимым человеком… Возможно, это стоило той боли. Но Нико устал как брошенная всеми бродячая собака зализывать раны где-то в уголке, поскуливая от того, что его оставили одного. Снова.
Когда Перси остался на острове, Нико снова, как наивный щенок, поверил, что он не бросит. Что теперь они смогут быть вдвоем, как только Перси разберется в своих чувствах, но явился Зевс и снова разрушил ему жизнь. Не то чтобы Нико не понимал, что вины Перси не было в том совсем, но все равно ему было больно, одиноко и, Аид побери всех тварей в Царстве Мертвых, страшно!
Нико, прижавший одного из скелетов к стене, со всей дури рубанул по нему, и меч с громким скрипом вошел в каменную кладку аж до середины.
Он больше не мог позволить себе чувствовать. Должен запереть все в себе и не позволять этому выбираться наружу. Ни единой эмоции, никаких чувств, никаких друзей и близких контактов с кем бы то ни было.