Перси осторожно коснулся щеки ди Анджело. Такая холодная и гладкая кожа, благодаря ей он больше напоминал фарфоровую прекрасную куклу. Юноша погладил его по лицу, очертив большим пальцем его тонкие губы и вырвав судорожный вздох. Нико чувствовал себя, как канатоходец над большой пропастью: лишь шевельнись — и все рухнет. И даже сердце, казалось, остановило свой ритм, чтобы не мешать им своим мерным стуком. Во рту все пересохло, и как делать вдох пришлось вспоминать, но дрожащими пальцами Нико перехватил руку Перси, лишая себя такой желанной ласки.
— Не сейчас, — прошептал ди Анджело непослушными губами, хотя все внутри взбунтовалось и требовало прикосновений Перси. — Я попробую помочь вам на Олимпе, только тебе нужно спешить.
========== Боги-Олимпийцы ==========
Над Нью-Йорком нависли тяжелые тучи, готовые вот-вот обрушиться мощным ливнем на ни о чем не подозревающих мирных жителей. Плевать на них, гораздо важней, что армия римского лагеря уже на полпути в Лагерь Полукровок. И они передвигались быстрей, чем рассчитывал Зевс.
Ему уже становилось дурно, и мучила мигрень, словно вместо наковальни использовали его царскую голову. Но он еще держался. Геру он не видел уже долгое время — она так и не появилась с той его выходки с матерью Персея, все еще злилась на своего супруга и избавила его от своего внимания, наивно считая, что это как-то проучит Зевса или заставит его огорчиться. Что ж, Гера всегда обладала слишком большим самомнением.
На Олимпе собрались немногие Боги: Гефест, Афродита, Арес, Артемида, пару малых Богов, даже Дионис соизволил подняться сюда. Олимпийцы, казалось, только начали понимать всю серьезность ситуации и решили, наконец, поискать решение проблемы. Когда многие из них уже не могли контролировать себя.
Зевс кинул последний взгляд на серый город, надежно укрытый темными облаками: спокойный и невозмутимый, он словно спал, не замечая опасности, затаившейся совсем рядом.
День подходил к концу, совсем скоро город окажется под покровом ночи, а римляне упрямо продолжали надвигаться на Лагерь Полукровок. Греки, вместо того чтобы готовиться к обороне, суматошно громили собственный дом, и Зевс пытался злиться не слишком сильно за то, что они разрушают домики и храмы, возведенные в честь Богов.
Владыка Небес вошел в Тронный Зал, стараясь не замечать того, что некоторые Боги уже не могли с собой совладать. Трон рядом пустовал, и Зевс нахмурился еще больше: Гера так и не явилась, хотя положение сейчас слишком критическое, чтобы Богиня брака и семьи могла оставаться в стороне. Но он еще злился на нее за то, что она переступила границу со своей местью, а потому и слова не сказал по поводу ее отсутствия.
На троне по другую его руку сидел Посейдон, мрачно уставившись куда-то вдаль. Он явно чувствовал себя не на своем месте, но все же пришел. Путь за это и пришлось Зевсу пойти на кое-какие уступки.
Афродита подозрительно помалкивала, решив, что единственная достойная ее внимания вещь во всей этой неурядице — ее маникюр. Посейдон периодически косился на Богиню любви: она сидела слишком хмурая, сменив свою ослепительную улыбку на недовольную гримасу, и плотно сжимала губы, словно заставляла себя держать язык за зубами.
Посейдон подумал, что она не хочет говорить о Фемиде, а судя по всему, Зевс и не догадывается о том, что творит его сын у него же под носом. Интересно, как Афродите удалось держать Владыку Небес в неведении так долго?
Все, кто был обеспокоен ситуацией между лагерями, собрались в Тронном зале огромного дворца обсудить происходящее и предпринять меры, но некоторые до этого момента протянуть не смогли.
Трон Ареса пустовал, а сам Бог метался в агонии где-то рядом, методично круша все, что попалось под руку. Никто даже и не думал близко к нему подходить: Арес и в обычное время достаточно опасен, а сейчас и вовсе подобно Армагеддону местного назначения сносил одну из новых построек у Дворца до самого её основания. Гермес, как обычно, отсутствовал — во времена хаоса его всегда было не дозваться: слишком много работы наваливалось на плечи Бога.
Гефесту тоже было нелегко: он вцепился руками в подлокотник своего трона, плотно сжав челюсти, и изо всех сил старался не раздваиваться. Дионис же свою головную боль пытался запить вином. Афине было не так тяжело, и если ее и мучила мигрень, она этого не показывала. Спокойная, она сидела на троне и терпеливо дожидалась, пока Зевс начнет хоть что-то говорить, и иногда поглядывала на Афродиту, все так же неотрывно изучающую собственные ногти.
Деметры и Гестии не было видно, и Артемида немного опаздывала на Совет — все еще злилась на отца за Аполлона, которого продолжали держать взаперти на Дельфах.
В тронном зале стояла небывалая тишина, лишь крики Ареса и треск ломающихся столбов нарушали тяжелое молчание Богов.
— Может, мы начнем уже? — первым подал голос Дионис, наблюдая, как плещется вино в большом бокале. Война войной, но своим напитком любоваться он не перестанет никогда. — А то там эти сорванцы собираются устроить еще одну гражданскую.
— Об этом надо было думать раньше! — не сдержалась Афина, кинув злой взгляд на Зевса.
— Я настоятельно рекомендую подумать о том, как избежать гражданской войны, — процедил Зевс, и по небу раздался рокот грома.
— А стоило — всего-то! — вернуть Аиду его мальчишку, — продолжала Богиня мудрости, пропустив мимо ушей слова Зевса.
Остальные Боги недоумённо посмотрели на неё, явно удивленные такой вспышкой ярости.
— Афина…
— Ты принял решение, даже не посоветовавшись с нами!
— Он Царь Богов, — прервал ее Посейдон, и его ледяной голос мигом остудил пыл Афины. — И волен поступать так, как сочтет нужным.
Теперь удивленные взгляды Богов были обращены на Повелителя морей и океанов. Само его появление привело их в недоумение. После того, что натворил Зевс, никто не думал, что Посейдон так быстро это забудет, а то, что он открыто поддержал брата, и вовсе шокировало их.
Даже Зевс уставился на старшего брата с подозрением: он пытался разглядеть в выражении лица Посейдона насмешку или долю издевательства, но он был холоден, и взгляд его темных недовольных зеленых глаз угрюмо буравил Афину.
В тронном зале снова воцарилась тяжелая тишина. Никто не смел и слова проронить, а Афродита, наконец, отвлеклась от своих ногтей и переводила заинтересованный взгляд с Посейдона на Зевса.
Даже она не могла понять, всерьез сейчас это сказал Посейдон или была в этой фразе какая-то двусмысленность. Молчание продолжалось слишком долго, настолько, что уже стало неловким, и Боги принялись рассматривать все, что попадалось на глаза.
— Прошу прощения за опоздание, — в Тронный Зал, уверенно шагая, вошла Артемида, разбавив молчание своим появлением.
Она, как обычно, предстала в обличье девочки-подростка и выглядела неплохо, но следы внутренней борьбы не обошли стороной и ее: растрепанные волосы были собраны в неаккуратный пучок, а под воспаленными глазами появились черные круги. Она хмурилась, и глубокие морщинки, появившиеся на лбу, старили ее на пару десятков лет. Артемида остановилась перед Зевсом и расправила плечи, гордо вздернув подбородок.
Зевс вопросительно выгнул бровь, ожидая от нее объяснений, но она лишь раздраженно бросила:
— Были дела поважнее. Война на носу, знаешь ли.
— Мы как раз ее и обсуждаем, — сказал Зевс. Он кивнул головой в сторону ее трона, разрешая ей сесть, и Артемида, даже и не думая принимать свою божественную форму, забралась на свое место и устроилась поудобнее.
— Позволь нам уже вмешаться, — сказала Артемида. — Чтобы мы могли остановить их. Арес уже с ума сходит, в Подземном Царстве твориться невесть что, Аида нигде не видно.
— Мы не будем напрямую вмешиваться в жизнь полубогов, — Зевс произнес это тоном, не терпящим возражения.
Артемида, казалось, готова была спорить дальше, но тут вмешалась Афродита:
— Совсем скоро мы не сможем даже здраво рассуждать, — напомнила Богиня любви. Она выглядела подозрительно спокойной. — Если не прямое вмешательство, то какое-нибудь… косвенное.