Скакать на Хироне оказалось очень больно, и Перси был уверен, что еще пару дней он не сможет ходить ровно и со сведенными ногами, но эти неудобства окупились быстротой и большой информативностью. Кентавр поведал о том, что творилось в лагере, пока сам Перси пытался найти ор и освободить Фемиду.
Как оказалось, когда Аид объявил Перси предателем, Кларисса изначально не планировала идти войной на Новый Рим, прекрасно понимая, что у нее не хватит людей и оружия победить врагов. Она видела лишь единственный шанс выжить в этой заварушке — остаться на своей родной территории и использовать все, что только подвернется под руку, лишь бы дать достойный отпор врагам. И когда объявилась Аннабет и предложила свой план, Кларисса даже спорить не стала, лишь добавила в этот план пару стратегических моментов и распределила силы полубогов по всему лесу.
Перси оставалось лишь в очередной раз восхититься сообразительностью его подруги и признать мужество Клариссы. Не многие на ее месте могли бы остаться верными себе и дому и найти в себе силы дать отпор сильному врагу, зная, что шансов выстоять слишком мало.
Конечно, было бы идеально, если бы они успели найти Фемиду до того, как римляне ворвутся на территорию Лагеря, но если они все же не успеют… Теперь греки смогут встретить гостей как положено и держаться, пока Перси помогает Джейсону и Уиллу найти последнюю ору и символ власти Фемиды.
Хирон остановился у самого входа в Эмпайр Стейт Билдинг, и Перси со стоном сполз со спины кентавра и попробовал размять ноги.
Прогулка со своим учителем, разговор по душам и пара шуток приободрили Перси, и он стал даже лучше себя чувствовать. Будущее впервые больше не казалось ему таким мрачным, он даже думать забыл о том, что сказал ему отец: о матери, о ее ребенке и о том, что когда все пройдет и Аид придет в себя, он заберет его туда, где он уже должен быть — в Царство Мертвых.
— Дальше я с тобой пойти не могу, — с сожалением сказал Хирон. — Мне нужно вернуться в лагерь.
— Я буду в порядке, — сказал Перси, расправив плечи, и впервые за долгое время эти слова показались ему почти правдой.
— Я знаю это, — улыбнулся кентавр, а потом вдруг положил ему руку на плечо, став очень серьезным. Он пристально посмотрел юноше в глаза и сказал: — Что бы ни случилось, Перси, помни, пожалуйста, что ты — герой. Это важно. И все равно, что думают об этом другие.
— Спасибо, Хирон, — с благодарной улыбкой ответил Перси.
— У тебя все получится. Удачи, Перси, и до встречи!
Хирон пожал ему руку, и было в этом жесте что-то такое… взрослое, уже зрелое, не ободрение ученика учителем, а нечто большее. Кентавр, казалось, перестал воспринимать Перси как своего протеже: он смотрел на него с глубоким уважением, обращался как к себе равному, и это вдохновило юношу, у него словно открылось второе дыхание.
Пусть Боги сами разбираются в своих проблемах, сейчас главная задача Перси — вытащить, наконец, Нико и спасти Лагерь. А для этого ему нужно добраться до Геры. Ярость, накрывшая его с головой после разговора с отцом, отступила в сторону. Не то чтобы он стал меньше ненавидеть Зевса или перестал сердиться на отца — просто отодвинул это в сторону, потому что сейчас есть вещи важнее глупой мести.
— Я скоро вернусь, Хирон. До встречи, — попрощался с ним Перси, стараясь забить на мысль о том, что это последний разговор с кентавром, во всяком случае, в качестве вполне живого человека.
Хирон улыбнулся ему и, больше не медля ни секунды, пустился галопом в сторону лагеря. Он должен будет помочь полубогам, если необходимо, или вразумить их, если это будет возможно.
Перси посмотрел на здание. Огромное строение, стремящееся ввысь от самого своего основания до острой вершины, всегда поражало своими размерами. Первый самый высокий небоскреб, он словно задал ритм другим зданиям, которые строились после, и далеко не все из них могли сравниться с тем размахом величия, с которым стоял Эмпайр Стейт Билдинг, символизируя собой весь Нью-Йорк и его стремление всегда и во всем быть лучше, сильнее, выше.
Боги знали, что выбирали, когда решили поселиться на вершине этого здания.
Перси вошел внутрь. Швейцар, который обычно сидел в холле, на месте отсутствовал, и Джексон помнил лишь один случай, когда его тут не было: битва с титанами. И потому это показалось ему плохим знаком, но он предпочел об этом не думать.
Несколько секунд, проведенных в лифте в полном одиночестве, показались Перси вечностью. Обычно здесь играла музыка, но в связи со сложившимися обстоятельствами вряд ли бы кто-то в момент своей агонии вспомнил бы, что забыл включить пластинку с излюбленной музыкой Зевса из восьмидесятых. Перси нервничал, гадая, что его ждет на Олимпе, а главное, как его встретит Гера и не испепелит ли она его сразу, как только увидит?
Но больше всего он хотел знать, в каком состоянии пребывают сейчас Боги. Он помнил, как было им трудно, когда Октавиан поднял римский лагерь на войну, и мигрень у большинства из них началась раньше боевых действий. Значит, вполне возможно, что пара-тройка Олимпийцев уже выведены из строя. И Перси очень надеялся, что Зевс будет среди них.
Дверцы открылись с привычным «дзинь», и Перси чуть ли не вылетел из тесного лифта в огромный волшебный город. В обычное время Олимп был прекрасен: с того места, где стоял Перси, виднелись разные дворцы с причудливыми крышами. Волшебные висячие сады обычно служили прекрасным дополнением ко всему городу, но сейчас они висели уродливыми патлами, словно подохшие змеи на голове Медузы. Извилистая линия дороги, ведущей к высокой горе, кончалась огромным дворцом, который раньше сиял разными цветами и восхищал своей красотой, а теперь больше напоминал покинутое всеми здание.
Перси не стал медлить, оценивая, как сильно разгромила война этот некогда прекрасный город, и побежал по дороге к Олимпу, доверяя своей интуиции. И он не ошибся.
Еще даже не войдя в сам дворец, он услышал звуки борьбы и два знакомых голоса.
— Умри!
Раздался чей-то рев, и у Перси все внутри словно запылало адским пламенем от ярости, охватившей его разум. Боги, он даже еще не подошел близко, но только одно его присутствие где-то рядом уже будило в Перси самые худшие эмоции.
Перед глазами юноши проносились разные картины: Зевс, наказывающий Нико, он же, натравивший свою ревнивую женушку на мать Перси, Посейдон, решивший отомстить за счет жизней полубогов. В этих же смутных воспоминаниях он увидел Купидона, злобно над ним насмехающегося, и Перси вновь захотелось его придушить. Он тонул в этой ярости, накрывшей его с головой, и тонул так сильно, что становилось трудно дышать, словно кто-то сжимал легкие в тиски. Ему хотелось сразиться и с Зевсом, и с Посейдоном, и даже с Аидом, и, возможно, одновременно, и гнев внутри лишь заманчиво нашептывал ему, что они все заслужили хорошей взбучки.
— Столько гнева для одного полубога, — раздался совсем рядом чей-то голос.
Перси обернулся и увидел Афродиту, которая устроилась на непонятно откуда взявшемся кресле и внимательно разглядывала свои ногти, словно не замечая того хаоса, который творился вокруг. При виде нее Перси начал успокаиваться, и ярость, кажется, отступала и больше не давила ему на мозг, вызывая в нем самое худшее. Он понимал, что это все влияние Богов рядом, и был рад, что Афродита появилась именно сейчас. Его разум прояснился, а воспоминания больше не вызывали в нем жгучего желания включить свой режим “Халка” и ломать и крушить все вокруг.
Где-то совсем рядом кричал Арес, с ним спорил еще чей-то мужской голос, который был знаком Перси, но он не мог вспомнить откуда. Но Афродита была спокойна, словно ничего этого не происходило, и она лишь наслаждалась очередным сеансом в салоне красоты.
— Если ты не заметила, у меня дел по горло, есть что сказать? — спросил Перси.
Наплевательское отношение Богов к судьбам своих детей уже выходило за рамки простого раздражения, и в голове мелькнула шальная мысль, что не так уж был не прав Лука, разозлившись на Богов и решив, что стоит положить конец этому беспределу. Ярость лишь на секунду охватила его душу, но и этого хватило, чтобы Перси испугался своих мыслей. Юноша одернул себя. Нельзя так думать, нельзя позволить гневу пробраться в сердце, это никогда хорошим не заканчивается.