Он стоял в телефонной будке, не замечая меня. Быстро попятившись, я скрылся в подворотне, откуда можно было за ним наблюдать. К счастью, он меня не видел. Похоже, он был полностью сосредоточен на своем занятии. Он говорил по телефону, склонившись над ним, словно стервятник над трупом. Господи! Никогда не забуду выражения его лица, когда он вышел из будки! Чудо, что он меня не увидел, пройдя совсем рядом с подворотней, где я стоял. Я как можно сильнее вжался в темный угол, и, хотя, как я уже сказал, он меня не видел, я разглядел его очень хорошо. Он смеялся – если выражение его лица можно описать подобным словом. Говорю вам, никогда не встречал кого-либо, выглядевшего столь устрашающе. А в ответ на его чудовищный смех послышался отдаленный крик!
Сначала он был едва слышен, но неожиданно стал громче, а затем внезапно оборвался, оставив после себя лишь далекое эхо. Крик доносился со стороны квартиры Саймондса.
Когда я добрался туда, кто-то уже вызвал полицию. Я был одним из первых, кто его увидел. Кошмарное зрелище. Он лежал вытянувшись на полу, в халате, мертвый. И его лицо! Говорю вам, Кроу, в ту ночь произошло нечто чудовищное.
Но – учитывая то, что я видел до этого, то, чем занимался Гедни в телефонной будке, – больше всего привлек мое внимание в этой жуткой квартире именно телефон. Что бы там ни случилось, оно произошло, когда Саймондс говорил по телефону, поскольку трубка была сброшена с рычагов, болтаясь на конце провода…
На этом рассказ Чемберса, по сути, заканчивался. Я протянул ему бутылку и новый бокал и, пока он ими занимался, воспользовался возможностью, чтобы снять с полки старую книгу, которую мне когда-то повезло найти в Каире. Название ее мало что вам скажет, достаточно лишь того, что содержание ее составляют многочисленные заметки, суть которых касается ряда сверхъестественных заклинаний. Текст этой книги отчасти позволяет отнести ее к категории «не для слабонервных». Я знал, что в ней имеется упоминание о «Тьме», той самой, о которой Гедни говорил Чемберсу и Саймондсу, и я быстро проглядел ее. К несчастью, книга в очень плохом состоянии, хотя я и предпринял меры против ее дальнейшего разрушения, и единственная ссылка, которую я сумел найти, заключалась в словах:
Бросался в глаза один весьма заметный факт. Независимо от того, что в действительности повлекло смерть Саймондса, в газетах отмечалось, что на его теле имелись все признаки удушья…
Меня это крайне заинтересовало. Само собой, Чемберс не мог поведать свою историю полиции, поскольку что, по сути, они могли предпринять? Даже если бы они и нашли в его рассказе нечто необъяснимое или странное и, возможно, решили бы провести расследование, сам Чемберс был свидетелем того, что Гедни находился в телефонной будке, по крайней мере, в ста ярдах от потерпевшего в момент его смерти. Нет, вряд ли он мог пойти в полицию. Говорить с представителями закона о другой деятельности Гедни означало навлечь подозрения на себя – учитывая его «инициацию», – а ему вовсе не хотелось, чтобы об этом кто-то знал. Однако он чувствовал, что должен что-то сделать. Он опасался, что судьба, постигшая Саймондса, уготована и ему – и не ошибся.
Прежде чем Чемберс покинул мой дом, оставив меня предаваться размышлениям, я дал ему ряд указаний, сказав, что если он каким-то образом получит открытку, похожую на ту, которую упоминал Саймондс, со странным узором, он должен немедленно связаться со мной, а затем, пока мы не встретимся, запереться в своем доме и никого не впускать. Кроме того, после звонка мне он должен был отключить телефон.
После того как он ушел, я достал свою папку с необычными газетными вырезками и нашел сообщение о случившемся с Саймондсом. Поскольку это произошло недавно, мне не пришлось долго искать. Заметку о Саймондсе я сохранил потому, что меня не удовлетворило заключение коронера. У меня зародилось некое подозрение, нечто вроде шестого чувства, подсказывавшего, что тут явно что-то нечисто. Память меня не подвела. Я перечитал строки, от которых мне в свое время в первую очередь стало не по себе. Полиция обнаружила в сжатом кулаке Саймондса обрывки чего-то похожего на открытку из очень тонкой бумаги. На ней виднелись странные, написанные чернилами символы, но фрагменты не удалось собрать воедино, и их оставили без внимания, сочтя несущественными.