— Так это, — удивился Иванихин. — День рождения у меня.
— И как вы полагаете его провести?
Иванихин закрыл глаза, и вдруг увидел, как наяву, этот самый день рождения. Как он отмечал его в прошлом году, и в позапрошлом, и в поза-поза… И как, надо полагать, отметит в этом.
— Ну, соберется наш отдел. Савельев еще заглянет, наверное. Я принесу выпивку-закуску, женщины пару салатов приготовят… Часа в четыре, если начальство позволит, сядем за стол… — Иванихин запнулся. — Это если будний день. А он будний?
— А как узнать? — ответил Майкл вопросом на вопрос.
— Да в календарь заглянуть, — произнес Иванихин и только тут подумал, что в вопросе был подвох. Наверное.
Но Майкл искренне захлопал в ладоши.
— Браво, Павел Сергеевич! Вот вы и дали — совершенно самостоятельно — вероятностный прогноз на тринадцатое июня. Понимаете теперь, о чем я?
— Понимаю, — медленно проговорил Иванихин. — Н-да. Значит, то, чего я хочу, не получится. Но кое-что можно.
— Как я люблю работать с клиентами А-1, — с чувством заметил Микки. — Итак, сколько сдаете?
Иванихин решился.
— А до отпуска сдаю, — заявил он. — В августе у меня отпуск. Что тут, в самом деле. Весна… Разве это весна? Слякоть, холодрыга. Непременно насморк подхвачу. В мае у меня командировка к смежникам на две недели, я туда уже ездил — это ужас, какая у них гостиница! А столовая и того хуже… Ну, июнь, день рождения… опять все как всегда. Надоело. Это в детстве день рождения — праздник, а сейчас… чему радоваться? Год прошел — и ладно. В июле все уйдут в отпуска, будем с кем-нибудь вдвоем за весь отдел лямку тянуть. Жара, духота, опять насморк — аллергический. Да, Максим Майклович. Все верно. Сдаю по девятое августа включительно. Вы мне как раз к отпуску деньжат подкинете, съезжу к морю в кои-то веки. Забыл уже, как оно выглядит.
— По девятое августа, двадцать четыре ноль ноль? — уточнил мышиный человечек, и на утвердительный кивок Иванихина по-пионерски четко рапортнул: — Принято!
Он извлек откуда-то серую толстую папку, открыл — папка оказалась ноутбуком новейшей модели — и небрежно пробежал лапкой по клавиатуре. Сбоку с мягким шуршанием выползли свежеотпечатанные листы.
— Прошу. — Микки подал Иванихину бумагу и бежевый с золотом конверт знакомого вида. — Ваш контракт и сумма по контракту. Извольте проверить. На одном экземпляре распишитесь, пожалуйста. Еще коньячку? На дорожку? Сделка состоялась, теперь и я с вами могу. Он уже разливал по пузатым бокалам остатки жидкости из пузатой же бутылочки. — Мой вам совет, Павел Сергеевич. — Микки Маус лелеял в лапке свой бокал и принюхивался. — Как символа не вашего детства… Шучу, шучу. Просто совет. Вы только не думайте, что нашли способ исправить свою жизнь. Чтобы что-то изменить, надо что-то менять. Понимаете? Это не мое дело, но у вас, помнится, были способности к рисованию…
— Вы лучше вот что скажите, — перебил его Иванихин. С деньгами в кармане он почувствовал себя солиднее и увереннее. А может, коньяк взыграл. Захотелось показать, кто тут — уважаемый клиент, а кто, между прочим, — на работе. Подумаешь, менеджер! Мышь рисованная. К тому же вопрос Иванихина и вправду волновал. — Скажите, моего отсутствия точно никто не заметит? Пять месяцев — это вам не неделя все-таки…
— Для посторонних, — устало улыбнулся Микки, ваша жизнь будет идти по-прежнему, словно вы и не прибегали к нашим услугам. К примеру, Лида, ваша сотрудница, которая вас сюда направила. Вы разве замечали в ее поведении что-нибудь необычное? Вот видите. Ну, приятного отдыха, Павел Сергеевич. Возвращайтесь к нам.
Охранник молча распахнул перед Иванихиным дверь «ЕХIТ».
— А куда мы сейчас, Павлуша? Я бы выпила чего-то вкусненького…
Иванихин споткнулся и мгновенно покрылся потом — весь. Вокруг была южная ночь.
Нет, не так. Вокруг была курортная южная ночь. Грохотала музыкой, слепила огнями, на все лады зазывала потратить деньги.
Деньги!
Иванихин остановился и сунув руку в карман. Конверт лежал там — увесистый, толстый, с тиснением.
— Пойдем куда-нибудь в тихое место, — деревянным голосом сказал Иванихин и скосил глаза на спутницу.
Нет, это была не бывшая, как ему с перепугу помстилось. Миниатюрная шатеночха лет тридцати. Такая себе — мило-невзрачная. Это было логично — ярких женщин Иванихин боялся, они же его подросту не замечали, — но в свете новых возможностей показалось смутно обидным.
— Пойдем, — кротко согласилась женщина и взяла Иванихина под руку.
«Это как же это я? — беспорядочно думал Иванихин, шагая мимо разноцветно сияющих входов в кафе и рестораны. — Это где же это я?»
Воспоминания понемногу оттаивали. Проступали, как пейзаж из редеющего тумана, — сначала ближние предметы, затем те, что подальше… Собственно, его интересовали именно ближайшие.
Иванихин быстро и без удовольствия вспомнил, как начальство по каким-то своим соображениям выперло его в отпуск на неделю раньше оговоренного срока. Он вяло противился, но — как обычно — не преуспел. И оказался перед необходимостью провести целую неделю отпуска в городе.
Вспомнил одуряющую жару в пропитанном выхлопными газами скверике, где он пытался гулять. Вспомнил скверную водку, которую пил с соседом, чтобы хоть как-то скоротать время. И то, как не выдержал, рванул на вокзал и половину конторских отпускных истратил на билет в южный город, знакомый с детства, но принадлежащий нынче соседнему государству. Вспомнил, как слушал перестук колес и пытался воскресить детские впечатления — море, пальмы… И как ни черта не получалось.
— Павлуша, мы куда идем? — жалобно подала голос женщина, о которой Иванихин успел забыть.
Он огляделся. Набережная почти закончилась. Дальше было темно, из темноты проступали какие-то стройконструкции — скелеты будущих кафе и ресторанов. Последнее из действующих заведений мерцало призрачными огнями, как выброшенный на берег Летучий Голландец.
— Сюда, — с напускной уверенностью сообщил Иванихин. — Тут как раз тихо.
«Стриптиз-бар», — прочел он с опозданием, шагая под вывеску, и похолодел. Но обратного Пути не было. А, кроме того, разве не в поисках разгула и разврата он приехал на юг?
Иванихин ощупал конверт с деньгами — весомый, грубый и надежный пропуск в курортный рай.
— Шампанского… бутылку! — велел он набежавшей официантке. — Светочка! — Он очень кстати вспомнил имя спутницы, а также обстоятельства и степень их знакомства. — Я предлагаю тост за нашу романтическую встречу! И за тебя!
Вчера они уже целовались. Но после шампанского получилось лучше.
Пузырьки и поцелуй ударили Иванихину в голову. И тотчас — словно коварно поджидавшие этого мгновения — раскатились мягкие басы синтезатора. Красные лучи выстрелили из углов, ловя в перекрестье шест для стриптиза и женщину рядом с ним. Пока — одетую.
— Ой, — тихо, но внятно сказала Светочка.
— Коньяка, — потребовал Иванихин.
И ощутил, что падает — летит, кувыркаясь, — в пленительную бездну порока.
…Утро он встретил коленопреклоненным. В смысле, перед унитазом. Обнимая белого брата за изножие, склонив покаянную голову на фаянсовый край и заглядывая в дурно пахнущее нутро. Блевать больше не хотелось. Подниматься — тоже.
«Хорошо, что в номере свой санузел», — в который раз порадовался Иванихин.
Полет в бездну порока прошел успешно. Из стриптиз-бара они перебрались в ресторан, где ели жесткий шашлык, танцевали медленные танцы под быструю музыку и пили вино, коньяк и водку. После отправились к Свете с идеей оказаться в постели — но по дороге завернули на дискотеку. Там Иванихин добавил, и там же он потерял Свету.
На дискотеке было страшно. Ослепительные вспышки били по глазам. Дикие ритмы сотрясали пол, стены и отдыхающих. Иванихин, открыв рот, как глубоководная рыба на берегу, чтобы не лопнули перепонки, пробирался среди конвульсивно дергающихся людей. Какая-то девица вцепилась ему в локоть. Иванихин взял выпить себе и ей. Девица что-то говорила, он не слышал ни слова, поэтому все время кивал. Ушли они вместе.