Теперь вновь о криминальной ситуации в Москве во время войны.
В бесконечных очередях у продуктовых магазинов распускались слухи, инспирировались беспорядки и погромы. Среди заброшенных в Москву диверсантов было немало бывших уголовников, о чем я уже говорил. Бандиты, слетевшиеся в столицу, словно воронье в предвкушении будущей поживы, со всех концов страны, совершали налеты на квартиры, убивали людей, грабили магазины и склады железнодорожных станций и всячески провоцировали у населения панические настроения. Москва была буквально наводнена оружием, которое в массовом порядке стекалось в столицу с фронта. Надо сказать, что значительное число заключенных было отправлено на фронт для защиты родины. Часть из них воспользовалась предоставленной возможностью и дезертировала из армии, чтобы потом всплыть в Москве. В «мутной воде» сложившейся неразберихи преступники чувствовали себя прекрасно. Не улучшала криминогенной обстановки и массовая миграция населения. Злачные места Москвы буквально кишели преступниками.
В октябре 1941 года появилось знаменитое постановление ГКО «О введении в Москве и пригородах осадного положения». Пункт 4 указанного постановления гласил: «Нарушителей порядка немедленно привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».
О том, какова была общая ситуация в Москве в это время, свидетельствуют воспоминания генерала И. А. Серова, который в ту пору был заместителем народного комиссара внутренних дел: «Ночью раза два поднимали меня по тревоге: “Немцы идут!” В те времена страшно все боялись окружения. Дело доходило до того, что бросали оружие и сдавались без боя, только от одной мысли об окружении. Но это было только в первое время.
Утром прилетел в Москву. Сразу вызвали к наркому. В кабинете у Берия был Щербаков.
Мне еще утром, когда я ехал с аэродрома, рассказали, что вчера в Москве началась паника. Распространили слух, что немцы вот-вот будут в Москве. Это пошло в связи с тем, что было принято решение ГКО об эвакуации ряда заводов в тыл страны. Некоторые директора вместо того, чтобы как следует организовать выезд рабочих и эвакуацию, бросили все, погрузили семьи и стали уезжать из Москвы. На окраинах их хватали рабочие, выкидывали из машин и не пускали.
Когда я вошел в кабинет, Щербаков ходил красный и взволнованно говорил: “Ой, что будет!” Берия прикрикнул на него: “Перестань хныкать”. Когда я поздоровался, они мне начали наперебой рассказывать то, что я уже знал. Я сказал об этом. Тогда сейчас же поезжай на артиллерийский завод в Мытищи, там на дворе собрались тысяч пять рабочих, зажали Устинова (министра вооружения) и не дают эвакуировать завод. Возьми с собой 2–3 автомашины солдат и пулеметы. Надо заставить эвакуировать завод.
Я поехал. Подъезжая к заводу, я увидел, что толпа не только запрудила территорию завода, но вылилась за ворота. Там уже было не пять тысяч, а тысяч десять, не меньше. Я с шутками стал пробираться сквозь толпу. Мне тоже рабочие отвечали шутками — “пустите начальство”. Добрался до центра, а затем вошел в дирекцию завода. Там был Устинов (будущий министр обороны СССР Д.Ф. Устинов, 1908–1984. — И.М. Мацкевич), директор завода Гонор и другие руководители завода. Поздоровались. Устинов грустный, заявил мне, что ничего не выйдет. Я говорю, пойдем к рабочим, он: “Я уже был, не хотят слушать”. Ну все же пошли. Пробрались к центру. Там на грузовой машине стояли ораторы и кричали: “Не дадим, не пустим” и т. д. Мы с Устиновым забрались на машину. Я попросил слова. Спрашивают: “А кто ты такой?” Говорю: Зам. наркома. Молчат. Начал говорить… Никакого результата. Вижу, дело плохо. Перешел к другому варианту. Начал спрашивать о зарплате. Кричат: “Не выдали деньги за октябрь”, “Не подвозят хлеба”. У меня мелькнула мысль, что если я сейчас организую подвоз хлеба и выдачу денег, тогда с территории завода можно будет всех вывести…
К вечеру завод очистили и оборудование вывезли, а рабочих с семьями — следующим эшелоном. Я про себя подумал: рабочие хотят защищать свою Родину, столицу. Им надо было все разъяснить, они бы поняли, что для защиты Родины важнее организовать выпуск артиллерийских орудий не в осажденном городе, а в тылу. Но этого не было сделано…
Вообще нужно сказать, что многие деятели растерялись, когда немец подошел к Москве».
Самыми криминальными местами в Москве в военное и послевоенное время считались Марьина Роща и Тишинский рынок. При этом кровавые подвиги Тишинского рынка затмевали славу не только Марьиной Рощи, нои Вахрущенки и Даниловской заставы. На территории Тишинки среди преступников существовала даже своя служебная иерархия и даже что-то наподобие форменной одежды. Ниже всех в иерархии Тишинки стояли уголовные солдаты-огольцы. Они ходили в синих кепках-малокозырках, в скомканных «в гармошку» хромовых сапогах и носили белый шарф на шее. Кроме того, у каждого из них во рту был золотой зуб-фикса. Занимались огольцы кражей продовольственных карточек, снимали на ходу шапки, отнимали у детей билеты в кино и т. п. Следующие были так называемые солидняки. Они контролировали сбор награбленного «огольцами», распределяли сферы влияния, изгоняли с территории рынка «чужаков». На верху пирамиды находились «воры в законе». Большинство из них никто никогда не видел, но все их боялись. По их приказу человека запросто могли лишить жизни.