Выбрать главу

Однако тщательно разработанный план побега в ночь на 7 ноября был сорван с самого начала. Надзиратель Васильев хотя и вошел в камеру к Рейнтопу и даже взял приготовленный для него чай, но тут же ушел допивать его в дежурную комнату. Таким образом, побег не состоялся.

Согласно показаниям Гаврикова, который был пойман после побега и рассказал о нем довольно подробно, на самом деле побег 7 ноября не состоялся из-за того, что участники банды, понимая, что в отношении них будет вынесен обвинительный приговор, тем не менее надеялись, что к очередной годовщине Октябрьской революции новая власть объявит амнистию, под которую они попадут, и, следовательно, они не будут расстреляны. Кстати, Гавриков утверждал, что в Третьем исправдоме вообще царили довольно странные порядки, например, заключенные регулярно собирались в камере известного преступника Абрама Вольмана (того самого, который пытался когда-то сдать Пантелеева сотрудникам ГПУ). Между прочим, на допросах у следователя Гавриков отнюдь не сразу признался, что в организации побега принимал участие надзиратель Кондратьев. Сначала он утверждал, что все камеры открывал Сашка Пан, который, как оказалось, обладал прекрасными в этом смысле способностями. Он же якобы и отключал электричество. Впрочем, как я полагаю, Гавриков сам толком не понимал, каким образом удалось совершить столь дерзкий побег. В детали его никто никогда не посвящал.

Спустя три дня после провала первого побега, 10 ноября, после завершения очередного заседания суда, когда Пантелеев выступал в последний раз, он, вернувшись из трибунала и проходя по галерее, шепнул находившемуся в одной из камер убийце и грабителю Иванову-Раковскому: «Мне — левак, надо бежать!» («Левак» на блатном жаргоне означал — расстрел). По камерам бандитов разместил все тот же надзиратель Кондратьев. Пантелеев был отправлен в камеру № 196, Лисенков — в № 195, Рейнтоп — в № 191 и Гавриков — в камеру № 185. Перед помещением в камеры Пантелеев и Гавриков были обысканы самым тщательным образом. У них ничего не нашли.

Ночь на 11 ноября 1922 года выдалась на редкость тревожной. После полуночи начались какие-то неполадки с электричеством. Сначала исправдом освещался только одной дежурной висячей 500-свечевой лампочкой, а затем и эта лампочка погасла. Тюрьма погрузилась во мрак. Был слышен только звук открываемых и закрываемых дверей. Электричество несколько раз снова загоралось и снова гасло. В последний раз электричество погасло примерно в 3 часа 30 минут ночи. Конечно, само по себе оно погаснуть не могло. За этим должен был следить постовой надзиратель Васильев. Однако на месте его, как выяснилось потом, не было. По странному стечению обстоятельств в этот самый момент Васильев ушел греться в дежурную комнату. В 3 часа 10 минут в дежурную комнату пришел, по существу, бросив свой пост, и надзиратель Кондратьев. Через 20 минут Васильев решил вернуться к себе на пост в четвертую галерею. Кондратьев пошел вслед за ним. В этот самый момент электричество погасло окончательно. Кондратьев поднял тревогу и побежал в камеру, где находился заключенный Немтин, исполнявший по совместительству обязанности электрика. Немтин на крики Кондратьева не отзывался. По галерее метались какие-то тени. На одну из них указала задремавшая было надзирательница второй галереи Романова. Кондратьев бросился в указанном направлении, но вернулся ни с чем. Началась паника. В этот момент в исправдоме вновь загорелся свет. После проверки камер выяснилось, что Пантелеев со своими сообщниками исчез.