Выбрать главу

— Вы не против, если я переведу вашу «Маску» на английский? — спросил он, и звуки его голоса вибрировали, словно затихающий камертон.

Фил круто повернулся и ушел.

Тут мне на секунду показалось, что веганцу стало плохо, пока я не вспомнил, что смех у голубокожих несколько смахивает на хрип подавившегося козла. Я стараюсь держаться подальше от веганцев, избегая появляться на курортах.

— Присаживайся, — пригласил Лорел, явно чувствовавший себя неловко и пытавшийся скрыть смущение манипуляциями с трубкой.

Я подтянул кресло и уселся напротив:

— Ладно.

— Корт собирается написать книгу, — уведомил меня Лорел.

— Бывает.

— О Земле.

Я кивнул.

— Он выразил желание, чтобы ты был его гидом в поездке по определенным Древним Местам…

— Для меня это большая честь, несомненно, — отозвался я довольно сухо. — И мне также крайне любопытно знать, почему это удостоен быть избранным в гиды именно я.

— И еще любопытней, что же он может знать о вас, а? — вставил веганец.

— Да, верно, — согласился я. — На двести процентов.

— Все, что мне могла сообщить машина.

— Прекрасно. Теперь я знаю.

Я откинулся на спинку кресла и допил бокал.

— Когда я впервые задумал этот проект, то начал с Регистра Демографической Статистики Земли — просто в поисках общих сведений о людях, а затем, после того, как наткнулся на один интересный момент, попробовал проверить в Банке Сведений о Служащих Земного Управления…

— Мм-гм, — промычал я.

— …и на меня произвело большее впечатление то, чего они не сообщили о вас, нежели то, что сообщили.

Я пожал плечами.

— В вашей карьере немало пробелов. Даже сейчас никто не знает по-настоящему, чем вы занимаетесь большую часть времени… И, кстати, когда вы родились?

— Не знаю. Это произошло в крошечной греческой деревушке, а в том году там ни у кого не нашлось календаря. Но мне говорили, будто на рождество.

— Согласно сведениям в вашем личном деле, вам семьдесят семь лет. А согласно Регистру Дем-Стата, вам либо сто одиннадцать, либо сто тридцать.

— Я приврал насчет возраста, чтобы устроиться на эту работу. Депрессия была тогда в самом разгаре.

— Поэтому я составил профиль Номикоса, а он получился довольно выдающийся, и дал команду искать физические аналоги в Дем-Стате, с точностью до тысячной процента совпадения во всех банках данных, включая и закрытые.

— Некоторые коллекционируют старинные монеты, а иные строят модели ракет.

— Я обнаружил, что вы могли бы быть тремя, или четырьмя, или даже пятью другими личностями — сплошь греками, и один из них поистине удивителен. Это, конечно, Константин Коронес — один из самых древних. Родился двести тридцать четыре года тому назад. На рождество. Голубой глаз, карий глаз. Хром на правую ногу. Такая же линия волос и те же измерения по Бертильону.

— И те же отпечатки пальцев? Тот же рисунок сетчатки?

— Во многие старые досье Регистра эти данные не включались. Может быть, в те времена работали небрежней? Не знаю. Скорее, более беззаботно относились к тому, что имеет отношение к сведениям о гражданском состоянии…

— Вам ведь известно, что в данное время на этой планете проживает свыше четырех миллионов людей. Смею думать, копнув на три-четыре столетия в прошлое, вы сможете найти двойников и даже тройников, да притом не так уж и мало. Ну и что из этого?

— Из этого то, что вы довольно интригующая личность, вот и все. Можно сказать, это делает вас почти духом этой планеты. И вы столь же любопытно изуродованы, как и она сама. Несомненно, я никогда не достигну вашего возраста, каким бы он ни был, и мне просто любопытно, каким изыскам может предаваться человек, если ему дать столько времени, особенно учитывая ваше положение заведующего историей и искусством Земли.

— Вот потому-то я и запросил именно о ваших услугах, — заключил он.

— А теперь, когда вы посмотрели на меня — изуродованного и все такое прочее, мне можно отправляться домой?

— Конрад! — ткнулась в меня трубка.

— Нет, мистер Номикос, есть также и практические соображения. Мир этот суров, а у вас высокий потенциал выживаемости. Я хочу, чтобы вы были со мной, потому что хочу выжить.

Я снова пожал плечами.

— Ну, значит, решено. Что теперь?

Он тихо рассмеялся.

— Похоже, я вам не нравлюсь.

— Что навело вас на подобную мысль? Одно лишь то, что вы оскорбили моего друга, задавали мне неуместные вопросы, навязали мне из прихоти служение вам…

— …Эксплуатировали ваших соотечественников, превратили ваш мир в бордель и продемонстрировали предельную провинциальность человечества по сравнению с неизмеримо более древней галактической культурой…

— Я говорю не «ваша раса — моя раса», а в сугубо личном плане. И, повторяю, вы оскорбили моего друга, задавали мне неуместные вопросы, навязали мне из прихоти служение вам.

(Козлиное фырканье!)

— Целых три пункта! Разрешать этому человеку петь от имени человечества — оскорбление теней Гомера и Данте.

— На данный момент он самый лучший поэт, какой только у нас есть.

— В таком случае вам следовало бы обойтись без него вообще.

— Это еще не повод поступать таким образом.

— А я думаю повод, иначе не сказал бы этого. Во-вторых, я задавал те вопросы, какие считал нужными, и ваше право отвечать на них или не отвечать — как вы сочтете удобным, что вы и сделали. Наконец, никто вам ничего не навязывал. Вы — государственный служащий. Вам дали поручение. Спорьте с вашим Управлением, а не со мной. И, поразмыслив, сомневаюсь, что у вас хватает данных, чтобы столь вольно бросаться словом «прихоть», — закончил он.

Судя по выражению лица Лорела, его язва безмолвно комментировала происходящее.

— Тогда, если угодно, называйте свою грубость откровенностью или продуктом иной культуры и оправдывайте свое влияние софистикой, а запоздалые размышления — чем вам больше понравится. И не стесняйтесь, заваливайте меня всевозможными ложными суждениями, чтобы я мог, в свою очередь, судить о вас. Вы ведете себя, как Наместник Короля в Коронной Колонии, — решил я, выговаривая эти слова с большой буквы. — И мне это не нравится. Я прочел все ваши книги. Так же как и сочинения вашего деда — вроде «Элегии земной блудницы». И вам никогда не дотянуть до него. Он обладает чувством, которое называется сопереживанием. А вы — нет. Чем бы вы ни считали старину Фила, на мой взгляд, это вдвойне относится к вам.

Сказанное о дедуле, должно быть, задело за живое, потому что он вздрогнул, когда его поразило моим голубым глазом.

— Так что поцелуйте меня в локоть, — сказал я, или что-то вроде этого, по-вегански.

Сэндс не настолько владеет веганским, чтобы уловить смысл, но сразу же стал издавать примирительные звуки, оглядываясь, чтобы удостовериться, не слышат ли нас посторонние.

— Конрад, будь любезен найти свое профессиональное отношение и снова надеть его. Срин Штиго, почему бы нам не продолжить составление плана?

Миштиго улыбнулся своей сине-зеленой улыбкой.

— И свести к минимуму наши разногласия? — спросил он. — Ладно.

— Тогда давайте перенесем нашу беседу в библиотеку, где поспокойнее и можно воспользоваться картой-экраном.

— Прекрасно.

Когда мы поднялись, готовые уйти, я почувствовал, что получил небольшое подкрепление, так как там, наверху, находился Дос Сантос, а он ненавидит веганцев. А где Дос Сантос, там всегда и Диана — девушка в рыжем парике, а она ненавидит всех; и я знал, что там находились и Джордж Эммет с Эллен. Джордж же — настоящая холодная рыба при общении с посторонними (да и с друзьями тоже, если уж на то пошло). И, наверное, позже забредет Фил и обстреляет форт Самтер[4]. И, наконец, там находился Хасан — он много не говорит, просто сидит себе и курит свою траву, да смотрит мутными глазами; и если постоять рядом с ним и сделать пару глубоких вдохов, тебе будет плевать с высокого дерева, чего ты там брякнешь веганцам, да и любым другим тоже.

вернуться

4

С обстрела южанами форта Самтер началась Гражданская война в США.