Они пили понемногу, и сначала говорила Софья Анатольевна, она умела говорить как-то сразу обо всем: и о прошлом, и о своих находках в архивах Юрия Сергеевича, и как лечат остеохондроз — черт возьми, она столько времени мучается от боли в позвоночнике, — ему было приятно ее слушать, она уводила за собой в свой мир, где все было разбросано, все лежало не на своих местах, и вместе с тем это был целый мир.
Потом она сказала:
— А не расписать ли нам пульку? Ты ведь, Коленька, когда-то недурно играл.
Конечно, он играл, да ведь и все играли — инженерская утеха, еще на третьем курсе в институте был выброшен лозунг: «Главный зачет — преферанс, кто не научится играть — лишится стипендии», учились яростно, играли еще яростней, объявились свои чемпионы, для некоторых игра стала бедствием — просиживали ночи напролет.
Наташа принесла из своей комнаты колоду карт, лист бумаги, хорошо отточенные карандаши; но, пока она ходила, Николай Васильевич успел взглянуть на часы и подумал: за преферансом они могут засидеться так долго, что ему некогда будет и поспать, а завтра много дел, и надо быть свежим, он сказал об этом женщинам.
— Как жаль! — искренне огорчилась Софья Анатольевна. — Тогда в шестьдесят шесть, хоть что-нибудь…
Наташа быстро перетасовала карты, — чувствовалась сноровка, все-таки свой брат, инженерская душа; закончив сдавать, она положила ладонь на карты и, еще не поворачивая их к себе лицевой стороной, проговорила быстро, как заклинание:
— Попутный ветер.
Николай Васильевич внутренне вздрогнул — именно так всегда начинал игру в преферанс Поповский, знали об этом только очень близкие ему люди, с другими Поповский просто не садился играть; Наташа и произнесла-то эти слова с интонацией Юрия Сергеевича, можно было подумать, что Наташа его пародирует; Николай Васильевич быстро взглянул на Софью Анатольевну, но та не обратила внимания на сказанное Наташей, глаза ее азартно впились в карты.
Сыграли они три партии, все их выиграла Наташа, выиграла легко, да и вообще играла она легко; деньги взяла со столика свободным движением — так берут сдачу в магазине. После третьей партии Софья Анатольевна потеряла интерес к игре, — она была из тех, кого проигрыш приводил в отчаяние и убивал азарт. Николай Васильевич подумал, что пора и уезжать, посидел, погостил — и хватит, но он пригрелся у камина, разнежился; угасало пламя, вспыхивали угли, покрываясь черно-серым налетом, не хотелось двигаться; он сидел, вытянув ноги к камину, пока не почувствовал на руке прикосновение пальцев. Наташа склонилась к нему так, что мягкие волосы ее задели его щеку.
— Я хочу с вами поговорить, — прошептала Наташа и указала глазами на выход.
Он взглянул на. Софью Анатольевну, она задремала, запрокинув голову и по-детски приоткрыв рот, поднялся и вслед за Наташей на цыпочках вышел в темный коридор.
— Сюда, — услышал шепот, почувствовал, как его взяли за рукав; и он вошел в комнату, освещенную настольной лампой; здесь стояла широкая кровать, застеленная пледом в желтую и черную клетку, в углу один на другой были поставлены чемоданы, а на стене висело ружье, а под ним на плечиках — мужской черный костюм.
— Мне очень нужно с вами поговорить, — почему-то все еще шепотом произнесла Наташа.
Он продолжал оглядывать комнату и теперь видел, что здесь живут двое: у кровати рядом с женскими — стоптанные мужские тапочки, в углу — большие болотные сапоги, а на столике, где стояло зеркало, рядом с флакончиками — электрическая бритва.
— А кто еще здесь живет? — спросил он.
— Муж.
Он вспомнил, что в приемной, во время оперативки, рядом с ней были двое: один сидел на уголке стула — скуластый, в очках, в коричневом кожаном пиджаке, а другой — черноволосый, в свободном сером свитере; который из них?
— Где же он?
— На заводе. Он сегодня в ночь.
Она подошла к столику, взяла пачку сигарет, предложила ему и сама закурила, чиркнув знакомой Николаю Васильевичу зажигалкой. Быстро повернулась к Николаю Васильевичу:
— Увезите ее отсюда, только вы это можете. Ей нечего здесь делать. Увезите ее с собой.
— Зачем? — спросил он.
Ударом пальца Наташа сбила пепел с сигареты, да так, что он точно попал в пепельницу.
— Я не могу с ней жить. У меня едва хватает времени на свою работу. А она ходит за мной по пятам, заставляет перепечатывать по десять раз ненужные письма Юрия Сергеевича. Она вмешивается в мои отношения с Пашей.
— Это муж?