Сейчас самое важное найти людей, которые бы сумели пустить цех. Кто же даст этой огромной махине толчок, с которого начнется все движение?
Инженеры, с которыми говорил Николай Васильевич, разделились на две группы — одни не верили: «мы так не считали и считать не научимся»; другие бодрячески утверждали: «и не такие трудности одолевали, одолеем и эту». «Самоуверенность невежества всегда находится точно в обратном отношении к самоуверенности науки», — усмехнувшись, вспомнил Николай Васильевич из Поповского.
Все время, пока Николай Васильевич занимался начальниками участков, Шергов неотлучно присутствовал рядом, слушая с обостренным вниманием, но к полудню Николай Васильевич обнаружил, что Шергова нет рядом, он вышел минут сорок назад да так и не вернулся. Ельцов, отводя в сторону вечно сонные глаза, сообщил: директора срочно вызвали в третий цех.
— Авария?
— Возможно, — неопределенно ответил Ельцов.
Николай Васильевич и прежде был наслышан, что в старых цехах Высоцкого завода и дня не проходит без происшествий, — это в докладных не раз ставилось Шергову в упрек, — а сегодня тем более всякое могло произойти, есть некий необъяснимый закон, его знает любой хозяйственник: в дни, когда прибывает на завод начальство, обязательно должно произойти что-то скверное, непредвиденное, — этот закон называют «законом повышенной стервозности».
— Проведите меня к Шергову, — потребовал Николай Васильевич.
Ельцов замялся, тогда уж Николай Васильевич повторил свою просьбу более настойчиво, и Ельцов покорно согласился.
Они прошли через двор извилистой асфальтовой дорожкой, сначала под эстакадой, затем поднялись на длинный переходный мост с деревянным настилом, под ним электровоз тянул несколько открытых платформ с заготовками, и с этого моста Николай Васильевич увидел впереди тяжелое здание цеха из темного, прокопченного кирпича и неподалеку от высоких его ворот, покрашенных в красное, довольно большую группу рабочих; они о чем-то переговаривались, курили, перешучивались. Когда спустились к ним, Ельцов спросил:
— Почему здесь?
Ему тотчас ответило несколько голосов:
— Директор приказал…
Из рассказов выяснилось; в цехе объявили аварийное положение; колпак небольшого конвертора охлаждался водой, и то ли в нем прогорели трубы, то ли еще по каким другим причинам, но вода хлынула в чашу конвертора; слава богу, еще не слили шлак, и он образовал некую подушку между кипящим металлом и водой; конечно же воду перекрыли сразу, а вот та, что натекла в конвертор… Тут не нужно большого воображения, чтоб понять: достаточно воде соединиться с жидким металлом — взрыва не миновать.
— Шергов, как прискочил, всем велел из цеха — долой, а сам там с тремя остался. Ребята ничего, смелые… Конвертор не наклонишь, чтоб воду слить, шлак лопнет. Так они там шланги приспособили и насосом…
— Идемте, — кивнул Николай Васильевич Ельцову, но тот остановился у ворот, тогда Николай Васильевич решил пойти сам — зачем же неволить Ельцова. Он перебрался через железнодорожные пути и оказался в полутьме цеха; Ельцов сразу же обогнал его; он шел, делая маленькие шаги, они не вязались с его высокой сутулой фигурой, и от этих шагов трепетал, как на ветру, обвисший на плечах его, затертый пиджак.
Они шли по пролету цеха, свод здесь низкий, да и было тесно, хотя чувствовалось — порядок поддерживали, вон даже стойки все покрашены в красный и ярко-желтый цвет; Шергова они увидели на площадке, укрытой железными плитами со стертым узором, он стоял без пиджака, в белой рубахе с расстегнутым воротом, волосы его были всклокочены, и весь он так напряжен, как будто приготовился к прыжку куда-то вверх. Шергов не услышал, как подошли Николай Васильевич и Ельцов, правая рука его была вытянута вперед и сжата в кулак, он не взмахнул ею, а еще сильнее стиснул пальцы и крикнул: