В следующие дни уже русские послы попробовали, насколько поддается другая сторона, и подняли вопрос об уступке царю Лифляндии, которую воевали еще цари Иван Грозный и Федор Иванович. Домашняя заготовка сработала, неприятные для шведов воспоминания об осаде Ругодива (Нарвы) при царе Федоре Ивановиче, когда «немцы ваши все тотчас замахали с города шляпами и били челом» после первых выстрелов, стали лучшим ответом на разговоры о слабости русской рати. «В правде всякому Бог помогает, а не в правде сокрушает», — убежденно говорили послы князь Д. И. Мезецкий с товарищами. Споры о лифляндских городах, конечно, опять заводили переговоры в тупик, но зато отвлекали от опасных разговоров о королевиче.
Так после небольшой дипломатической «разведки боем» началось обсуждение условий возвращения городов Новгородской земли. Для русских послов в достижении этой цели хороши были все средства, и они даже пытались через Джона Мерика сделать выгодное предложение Якобу Делагарди за согласие отдать все города Московскому государству. Однако Джон Мерик благоразумно уклонился от такого поворота в своей третейской миссии. Тактика шведов на переговорах состояла в том, что они сразу же выводили из обсуждения вопрос о Кореле, которую считали своей по выборгскому договору 1609 года с царем Василием Шуйским, а за уход из остальных городов запрашивали немыслимую сумму: «40 бочек золота, а в бочке по 100 000 цесарских ефимков». Делалось это для того, чтобы получить предлог для претензий на целый ряд городов и земель: Ивангород, Орешек, Ям, Копорье и Сумерскую волость. Переговоры продолжались до 22 февраля 1616 года; дальше потребовались консультации, и послы, заключив перемирие до 31 мая, разъехались из Дедерина, чтобы встретиться впоследствии между Тихвином и Ладогой[101].
В Москве произошедшее расценили как неудачу. В статье «Нового летописца» об этом съезде представителей Швеции и России «на Песках» говорилось так: «И посольство у них тут не сталося и розъехошася». Возможно, на трактовке этого известия отразились последующие рассказы новгородцев о тех тяготах, которые они вынуждены были переживать во время переговоров о мире, когда после возвращения шведских послов «немецкая» администрация «наипаче начата чинити новгородцем тесноту велию»[102].
Когда пришло время нового съезда послов, шведская сторона соглашалась начать переговоры, только получив ответ на статьи прежнего посольства. Все лето оставшийся единственным посредником на переговорах Джон Мерик курсировал между Тихвином и Ладогой (сегодня это назвали бы «челночной дипломатией»). Наконец в Москве поняли, что оттягивать дальше решение вопроса о Новгороде невозможно. 11 сентября 1616 года произошло предварительное совещание царя Михаила Федоровича с Боярской думой. На нем решалось, что делать дальше. На следующий день был созван земский собор, которому предложили ответить на единственный вопрос: «На чем с свейскими послы велети делати: на городы ль или на деньги?»[103] Еще в начале 1616 года было принято решение о сборе третьей пятины, но по опыту прошлых лет в Москве понимали, что быстро деньги собрать не удастся, да и возникала проблема, что делать с возвращенными городами, когда даже внутри Московского государства оставалось еще немало разоренных мест. В тот же день, 12 сентября, отправили грамоту послам князю Д. И. Мезецкому с товарищами о соборном решении: «С свейскими послы мир делати на городы». 25 сентября 1616 года Джон Мерик выехал в Ладогу, где стояли шведские послы. По наказу ему разрешалось уступить шведам Ивангород, Ям, Копорье и уплатить 100 тысяч рублей денег, но удерживать Орешек или, в крайнем случае, выторговать за него другие города и волости.
Положение московских послов было тяжелым. Существовала угроза окончательного разорения Новгорода или присяги жителей города шведскому королю от «правежей великих толмача Ирика Андреева, Гриши Собакина и Томилки Присталцова». Московским послам дали наказ действовать крайне осторожно: «С шведскими послами никак ни зачем не разрывать, ссылайтесь с ними тайно, царским жалованьем их обнадеживайте, сулите и дайте что-нибудь, чтобы они доброхотали, делайте не мешкая для литовского дела и для истомы ратных людей, ни под каким видом не разорвите»[104]. Шведы приняли условия, переданные им через Джона Мерика, и в декабре 1616 года был назначен съезд послов в Столбово — малоприметном до того времени селении близ Тихвина. Посол князь Д. И. Мезецкий и Джон Мерик прислали своих представителей в Москву, чтобы сообщить о тех уступках, которые они смогли добиться от Швеции. Посольский дьяк Петр Третьяков в присутствии государя, «властей и бояр и всяких чинов людей» рассказал об этих успехах и произнес здравицу царю Михаилу Федоровичу. Хотя на самом деле окончание переговоров со шведами было ничуть не легче их начала. Спор теперь шел о том, чтобы шведы не брали в заклад городов до исполнения договора о размежевании. Новгородцы же отчаянно нуждались в мире и послали своих пятиконецких старост к русским послам, чтобы обрисовать им критическое положение в городе. Ограбленные на правеже солдатских кормов и подвод новгородцы просили в долг государевой казны, «хотя на полмесяца», чтобы было чем откупиться от шведов, подбиравшихся к церковной Софийской казне, и «поневоле» не перейти на шведскую сторону. Послы всеми силами удерживали новгородцев от присяги королю: «им бы малое время потерпеть и многолетнего своего терпения и мучения одним часом не потерять». Но реально они могли только просить своего посредника удержать шведскую сторону от утеснения Новгорода, да скорее договариваться о технологии передачи городов и судьбе их населения. А как раз эти-то последние месяцы, недели и дни, когда шведы уже понимали, что они оставляют Новгород, и были для новгородцев самыми тяжелыми.