Его раздражение вполне понятно. Если демократическое искусство композитора завоевывало все больший круг почитателей, то отношение официальных кругов к музыке Глинки оставалось по-прежнему неприязненным. В результате из двух опер на сцене давали, да и то по торжественным случаям, только «Ивана Сусанина». Много неприятностей доставляло развязное обращение с текстом романсов Глинки при их публикации издателем-дельцом Стелловским. Но самым огорчительным для композитора были идейно враждебные ему и общему направлению зарождавшейся русской национальной школы самодовольно малограмотные рассуждения критиков о его сочинениях.
Милий Алексеевич Балакирев (1837—1910), русский композитор и пианист. Фотография
Здоровье Глинки слабело. «Я болен, как собака»,— писал он Булгакову в марте 1856 года. «...Живу единственно надеждой удрать на Запад в конце апреля»,— сообщал Глинка ему же через несколько дней. Новые занятия контрапунктом с Зигфридом Деном в Берлине казались ему необходимыми для сочетания «узами законного брака» западной фуги «с условиями нашей музыки». В начале апреля в газете «Санкт-Петербургские ведомости» были даны три обязательные публикации об отъезде Глинки за границу, «пашпорт и карета» готовы.
25 апреля 1856 года фотограф С. Л. Левицкий снял с него последний и «удивительнейший», но несколько репрезентативный портрет. В позе, полной достоинства, заложив руки за борт пиджака, со взглядом, задумчиво устремленным вдаль, Глинка предстает на снимке действительно «великим композитором земли русской».
М. И. Глинка. Фотография С. Левицкого. Последнее прижизненное изображение композитора
Неудивительно, что именно с этого его изображения вскоре была исполнена популярная в свое время литография.
26 апреля Глинка передал молодому пианисту и композитору М. А. Балакиреву (за год до того приехавшему в Петербург из Нижнего Новгорода) тему испанского народного марша как материал для сочинения симфонической увертюры. По словам Л. И. Шестаковой, великий композитор предсказывал ему «блестящую будущность» и даже надеялся, «что со временем он будет второй Глинка».
27 апреля в двенадцать с половиной часов дня домой за Глинкой заехал контрабасист А. Б. Мемель, заботам которого Л. И. Шестакова поручила Глинку на пути в Берлин. В карету вместе с ними сел и В. В. Стасов. На заставе все вышли. Недолгое печальное прощание, и экипаж скрылся в облаке дорожной пыли.
Упражнения в контрапункте М. И. Глинки
В начале мая утомленные путешественники прибыли в Берлин, и Мемель «сдал» Глинку Дену «в наилучшем состоянии», а тот в ответ прислал Людмиле Ивановне шутливую расписку. Начался недолгий последний период в жизни великого композитора.
В Берлине он, по его словам, зажил «хорошо» («потому что есть дело»), «привольно» («потому что кормы хороши»), «покойно» («живу домоседом и новых знакомств не ищу»). Так описал Глинка в письме к К. А. Булгакову от 27 июня/9 июля 1856 года свою жизнь «в добром и милом» семействе Миллер, куда «пристроил» его Ден. Размеренное течение дней было заполнено занятиями контрапунктом, изучением партитур композиторов-классиков, посещением оперных спектаклей и концертов, прогулками по городу и его окрестностям. Разнообразие вносили встречи с друзьями и старыми знакомыми, проезжавшими через Берлин: В. Ф. Одоевским, Матв. Ю. Виельгорским, А. Г. Рубинштейном, а также с бывшим «павловским дирижером» И. Гунглем.
«Диссертаций о музыке» Глинка писать не хотел. Но в письме к композитору В. Н. Кашперову от 10/22 июля 1856 года, пользовавшемуся некоторое время его советами, которого он шутливо называл «дражайшим сыном», Глинка изложил свои эстетические воззрения на соотношение содержания и формы в искусстве.
«Все искусства, а следовательно, и музыка, требуют:
1) Чувства (L’art c’est le sentiment) [Искусство — это чувство] — это получается от вдохновения свыше.
2) Формы. Forma значит красота, то есть соразмерность частей для составления стройного целого.
Чувство зиждет — дает основную идею; форма — облекает идею в приличную, подходящую ризу. [...]
Чувство и форма: это душа и тело. Первое — дар Высшей благодати, второе приобретается трудом,— причем опытный и умный руководитель — человек вовсе не лишний...»