— У каждой страны свои нравы, — сказал он.
— Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, — сказал Наполеон.
— Прошу извинения у вашего величества, — сказал Балашов, — кроме России, есть ещё Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашова, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценён впоследствии, по рассказам Балашова, при дворе императора Александра и очень мало был оценён теперь, за обедом Наполеона, и прошёл незаметно»{124}.
Великий русский писатель имеет право на свою точку зрения — и данная оценка событий просто подходит под концепцию Льва Николаевича. Хотя сомнительно, чтоб французы не заметили балашовского «подкола» относительно Испании, да и про Полтаву они, видимо, тоже слыхали…
Но возвратимся от версий к реальным событиям… И тут читатель вправе спросить: «А что же наш Орлов? Он-то куда делся, чего поделывал?» Да никуда не делся и в принципе ничего не делал! Лично встречаться с Наполеоном ему пока ещё не довелось — хотя встреча эта была уже не за горами, и потому он оставался во французском авангарде, которым командовал маршал Даву.
Как мы сказали, генерал-лейтенант Балашов провёл здесь два дня, словно бы под арестом, сидя в окружённом часовыми доме. Но так как этим самым часовым был отдан строгий приказ: «Русского генерала никуда не выпускать!», — то они и выполняли его буквально, сосредоточив всё своё внимание на Балашове, потому как о такой «мелочи», как русский поручик, никто, разумеется, ничего говорить не стал — и никто не стеснял Орлова в его разумных передвижениях. Сказано «разумных» потому, что Михаил не лез на глаза начальству и не появлялся там, где было нельзя, — иначе и ему пришлось бы сидеть под замком, а так он имел полнейшую свободу наблюдать за всем происходящим вокруг.
Мы помним, что он не впервые оказался в расположении наполеоновских войск: во время переговоров в Тильзите Орлов не раз приезжал в Главную квартиру французов, где имел возможность основательно изучить их порядки и военные нравы. Разумеется, весьма интересно было сравнивать увиденное сейчас и замеченное ранее… Так что когда Балашов убыл к Наполеону, Михаил, оставшись один, не слишком расстроился: к этому времени у него уже появилось немало знакомых среди французских и польских офицеров, с которыми он, любезный и остроумный собеседник, великолепно владевший несколькими иностранными языками, мог разговаривать часами…
К тому же маршал Даву проявил любезность, и поручик Орлов был приглашён отобедать за его большим столом. Разумеется, он сидел достаточно далеко от герцога и вёл разговор с ближайшими соседями. Так как отношения между русскими и французами давно уже были весьма натянутыми, то застольный разговор почти сразу превратился в откровенную пикировку, когда собеседники — или противники — старались как можно язвительнее задеть самолюбие друг друга. Разговор происходил примерно так:
— Вы же не можете отрицать, что La Grande Armée[85] — лучшая в Европе? — с горячностью говорил сидящий напротив Орлова адъютант.
— О нет! — с серьёзной миной отвечал тот. — Разбить её удалось одним только испанским крестьянам!
— Народы Европы охотно идут под знамёна французского императора! — уверенно заявлял гвардейский драгун.
— Не путайте народы с их отребьем, мой капитан! — рекомендовал Михаил.
«Орлов, сидя в некотором расстоянии от маршала, подшучивал над французскими офицерами, подпускал им разные колкости, что производило неудовольствие, действовало между ними, не могущими устоять против остроумия Орлова. Маршал, узнав это, рассвирепел и, ударив кулаком по столу, гневно и громко, обращаясь к Орлову, закричал: “Fi, monsieur Pofficier, que dites vous la?”[86] Орлов немедля громко отвечал ему, ударив так сильно кулаком по столу, что затрясся стол и застучали приборы: “Fi, m-r le marechal, je m'entretien avec ces messieurs!”[87] Такая нежданная и смелая выходка привлекла всех присутствующих и самого лютого маршала в удивление и молчание. Стали перешёптываться между собою и спокойно после обеда разошлись»{125}.
Ну и что? Да вроде и ничего особенного… Хотя, конечно, Орлов французам запомнился — но знали бы они, какую роль он уже вскоре сыграет в судьбе их страны! Впрочем, они даже не ведали того, зачем именно он сюда приезжал…
На следующий день, 20 июня, вторично за неделю, парламентёры выехали из Вильны. Теперь — на восток, догоняя отступавшие русские войска.
«Возвратясь от Наполеона, Балашов застал Государя, 22-го июня, в Видзах, на пути в укреплённый лагерь при Дриссе, и с его прибытием исчез последний, впрочем самый слабый, луч надежды отвратить войну и окончить дело мирным соглашением»{126}.