В небольшой и пологой лощине, прямо против полка строилась в полковые эскадронные колонны кавалерия Латур-Мобура[106]: впереди саксонские Garde-du-corps[107], за ними саксонские кирасиры Цастрова и польские уланы. Пройдя между каре нашей пехоты, Левенвольд повёл 1-й эскадрон прямо, а командиру 4-го эскадрона Е.В. Давыдову[108] приказал атаковать во фланг. Заметив движение кавалергардов, неприятельская кавалерия начала развёртывать фронт. Ясно слышались слова команды: “En avant!”[109], затем “Halte!”[110] и “Par quatre a droite…”[111]. Но было уже поздно. “Галопом! Марш!” — скомандовал Левенвольд и, повернув лошадь налево, только успел закричать Давыдову: “Командуйте, Евдоким Васильевич, левое плечо…”, как упал с коня, поражённый картечью в голову. Первая линия замялась, но, поддержанная второй, врубилась в неприятельскую колонну.
Однако польским уланам удалось развернуться вправо и таким образом взять кавалергардов во фланг, но Конная гвардия выручила кавалергардов: она бросилась в атаку и опрокинула улан.
Началась свалка. “Рукопашный бой между массами смешавшихся наших и французских латников представлял необыкновенное зрелище, в своём роде великолепное, и напоминал битвы древних рыцарей или римлян, как мы привыкли их себе воображать. Всадники поражали друг друга холодным оружием среди груд убитых и раненых”…
Таков был “кирасирский подвиг” полка под Бородином»{151}.
Кавалергардский полк потерял в Бородинском сражении убитыми двух офицеров и восемь нижних чинов; восемь офицеров и 71 нижний чин были ранены, 17 человек пропали без вести. Перед началом сражения в строю находилось 30 офицеров и 549 нижних чинов. Потеря была весьма ощутимая!
Глава седьмая.
«ВОЙНА ПО ГРОБ — НАШ ДОГОВОР!»
«Ваше Императорское Величество изволите согласиться, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения наша и неприятельская армии не могли не расстроиться и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно, стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идёт не о славах выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить 6 вёрст, что будет за Можайском, и, собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в тёплом уповании на помощь Всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск увижу я, что могу предпринять противу неприятеля…»{152} — писал светлейший князь Голенищев-Кутузов Александру I в ночь после сражения.
Но остановить неприятеля не удалось ни на Можайском рубеже, ни перед Москвой… Военный совет, проведённый в деревне Фили 1 сентября 1812 года, принял решение о сдаче Москвы. Блистательный генерал Милорадович, начальствовавший арьергардом, сумел обеспечить беспрепятственный проход русских войск через древнюю столицу. Этому же военачальнику армия была обязана безупречным выполнением дерзкого тарутинского марш-манёвра, в результате чего французы потеряли уходящего противника…
И вот, в конце концов, 21 сентября главные силы русской армии вступили в большое село Тарутино. Здесь, на крутом берегу реки Нары, Кутузов сказал генералам и офицерам штаба: «Теперь ни шагу назад! Приготовиться к делу, пересмотреть оружие, помнить, что вся Европа и любезное Отечество наше на нас взирают!»
106
108