Умница был всё-таки Орлов, и человек благородный! Выгораживал своих товарищей, как мог. Если ему поверить, то в деятельности Союза спасения не было ничего не только противозаконного, но и серьёзного. Собирались, либеральничали, говорили заумные речи… И кавалергардский ротмистр Михаил Лунин не предлагал ещё осенью 1816 года встретить Александра I своим «обречённым отрядом» в масках на Царскосельской дороге, и не было никакого «московского заговора», когда егерский капитан Иван Якушкин[157] предлагал принять на себя честь цареубийства… А ещё очень жаль, что единственный, как следует из «записки», «контакт» Орлова в рядах Союза спасения — Михаил Новиков[158], его соратник по Ордену русских рыцарей и племянник знаменитого просветителя, — уже умер, так что подробности спросить не с кого…
Хотя историки рассказывают о взаимоотношениях Михаила Фёдоровича с сочленами Союза спасения несколько по-иному:
«Вскоре… в истории тайного общества произошло знаменательное событие — встреча с “Орденом русских рыцарей”. В документальном материале нет расхождений по вопросу о времени этой встречи… дело произошло примерно в феврале 1817 г. Переговоры вели между собой только Орлов и Александр Муравьёв. Они “открылись друг другу” и каждый “стал уговаривать другого вступить в своё общество”, — показывает Никита Муравьёв. Хотя конечные цели и были признаны обоими конспираторами в какой-то мере близкими, но слияние обществ не состоялось: “Переговоры сии кончились тем, что они обещались не препятствовать один другому, идя к одной цели, и оказывать себе взаимные пособия”, — показывает Никита Муравьёв… Однако после этой встречи “Орден русских рыцарей” прекратил своё существование, исчерпав себя, а перед Обществом истинных и верных сьшов отечества лежал путь длительного и успешного развития»{251}.
Признаем, что не так чтобы уж очень длительного, но для нас сейчас главное состоит в том, что объединения двух тайных обществ не произошло…
Михаил Фёдорович свидетельствовал:
«Так я и уехал, получив назначение на должность начальника штаба 4-го корпуса, и по прибытии на место я оказался всецело поглощённым своими обязанностями, заставившими меня оставить всякую мысль об обществе. Я перестал следить за деятельностью этих молодых людей, и ваше величество скоро увидит, что, собственно, не за чем было и следить»{252}.
Сделаем вид, что мы поверили, и отправимся вослед за генералом в Киев…
Хотя есть ещё то последнее, о чём всё-таки можно рассказать, повествуя об очередном недолгом петербургском периоде жизни Михаила Орлова. Именно тогда по рукам столичного общества прошелестела злая эпиграмма юного Пушкина:
Прочитав эти строки, так и хочется воскликнуть вслед за полковником Фёдором Глинкой, адъютантом графа Милорадовича и поэтом-декабристом: «О, Пушкин, Пушкин! Кто тебя учил?..», оборвав цитату перед словом «пленять» и вместо него написать «таким гадостям?». И зачем ему это было писать? С чего? Да и откуда ему могли быть известны столь сомнительные подробности? Явно, что это была сплетня в стихотворной форме…
Понять юного поэта можно: прекрасной балерине Авдотье Истоминой было тогда осьмнадцать лет — как и самому Пушкину. Истомина уже два года как блистала на императорской сцене; возможно (точное время написания стиха неизвестно), только что из-за неё прогремела знаменитая «четверная дуэль», на которой был убит кавалергардский штабс-ротмистр Шереметев… Роковая романтическая красавица! А кто был тогда Пушкин? Выпускник Лицея, юноша, подающий поэтические надежды, известный в узком литературном кругу… Это потом, в середине 1820-х годов, — в общем-то скоро — Авдотья Истомина будет танцевать заглавные партии в балетах по его произведениям «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», но пока ещё для красавицы-балерины он был никем и ничем… Но ведь и ему от неё чего-то хотелось — как и многим зрителям, о чём-то думалось и мечталось, и кому-то, определённо, завидовал ось… К сожалению, порой такая зависть у поэта проявлялась не лучшим образом, ибо для её «реализации» он использовал свой искромётный талант. Так родилась широко известная эпиграмма на блистательного графа Воронцова, человека чести: «Полу-милорд, полу-невежда…», так родилась и гнусненькая (увы, при всём нашем громадном уважении и искренней любви к Пушкину!) эпиграмма на Михаила Орлова. Это потом они с Пушкиным станут друзьями — вот только, перефразируя известное, скажем, что «из биографии факта не выкинешь». Так что эпиграмма эта в полных, научных собраниях пушкинских сочинений осталась…
157