В это время не всё просто было на самом рабфаке. Преподаватели и слушатели раскололись по идейным мотивам на несколько групп. Одну из них возглавил крупный правовед Дмитрий Генкин, который одно время тесно сотрудничал с меньшевиками. Часть слушателей под влиянием эмиссаров из горкома и райкома партии объявили своему наставнику войну, к который присоединился и Суслов: «Вёл активную борьбу с троцкистами во время дискуссии 1923 г. и с меньшевистским руководством Рабфака (Д.М. Генкин и др.)»[27].
Чем же Генкин не угодил Суслову? Ведь он безоговорочно принял Октябрьский переворот, стоял у истоков создания первого в Советской России рабфака. К слову, многие бывшие коллеги Генкина по Московскому коммерческому институту не верили в то, что рабфаки обладали возможностью подготовить заводскую молодёжь к серьёзной учёбе в университетах, а Генкин считал, что ребята от станка за несколько лет вполне могли стать конкурентоспособными студентами, наравне с теми, кто до этого обучался в классических гимназиях. К слову, Генкин с 1919 по 1921 год возглавлял Московский институт народного хозяйства и занимался разработкой первого Трудового кодекса. Причиной же гонений на Генкина стали его давние симпатии к меньшевизму. Из-за этого крупному учёному пришлось «эмигрировать» в систему промысловой кооперации.
Правоверные победили, и Генкина с руководства сняли. Не исключено, что именно тогда Полина Жемчужина обратила внимание на активность Суслова и начала продвигать его по разным линиям.
Здоровье, однако, не позволяло ему действовать в полную силу. Перенесённый в 1920 году тиф не прошёл бесследно. Сокурсники это знали и пытались всячески ему помочь: «Бюро ячейки РКП(б) Пречистенского рабфака убедительно просит предоставить одно место в санаторий на юге тов. Суслову. Настоящая просьба вызывается тем, что т. Суслов рабфаковец, которого во что бы то ни стало нужно поддержать. Он пошатнул своё здоровье работой в РКП и РКСМ в стенах рабфака»[28].
После окончания летом 1924 года рабфака Суслов намеревался продолжить учёбу уже в институте. Центральная приёмная комиссия при Главпрофобре Наркомата просвещения 10 сентября получила следующее обращение:
«Президиум, Бюро ячейки, Факультком и Академическая секция Рабфака им. Бухарина настоящим просят представить три места в институте Г.В. Плеханова на социально-экономическом факультете студентам нашего рабфака, окончившим в 1924 году т.т. Суслову М.А., Чернову В.А. и Бунакову.
1) СУСЛОВ М.А. всё время проявлял себя на общественной работе как на Рабфаке, так и вне Рабфака: был секретарём ячейки РКСМ, членом Бюро ячейки РКП(б), членом студкома и т. д.
2) ЧЕРНОВ В.А. – также себя проявил будучи: членом студкома, секретарём ячейки РКП(б), членом Президиума Рабфака, председателем Аксекции и т. д.
Пречистенский рабфак. 1921 г. [РГАНИ]
3) БУНАКОВ был председателем Групптройки, членом студкома и профкома и т. д.
Все три товарища окончили и имеют явно выраженный общественный уклон»[29].
Ни в Центральной приёмной комиссии, ни в Главке возражать не стали. Так Суслов оказался студентом планового отделения экономического факультета Института народного хозяйства имени Плеханова. Это официальная версия.
Есть, однако, и другая. Владимир Карпец был убеждён в другом, в том, что Михаила Суслова уже давно вели люди, которые когда-то плотно опекали его отца – Андрея Суслова. В романе писателя «Любовь и кровь» есть такая сцена:
«– Ваш отец ведь после Февраля перестал в церкви служить? – спросил его секретарь райкома, неожиданно оказавшийся непохожим ни на прежних волооких партархангелов, ни, наоборот, на бурых бугровых рабочих. Другой какой-то. Особенно выделялись, при некоторой припухлости лица, приподнятые брови, зеленовато-серые глаза и длинные пальцы, как у пианиста. Секретарь райкома внимательно рассматривал Максима.
Рекомендации для поступления в Институт имени Г.В. Плеханова. 1924 г. [РГАНИ]
– Да, после Февраля.
– Очень хорошо, – сказал секретарь. – Если бы после Октября, мы бы вас не могли принять, потому что вашу семью считали бы тогда врагами революции. А так вроде бы он от религии отошёл добровольно и ещё при старом режиме. А потому мы вас принимаем, и не только принимаем. Хотим двигать дальше. Против не будете?