« Постараюсь удвоить силы, чтобы оправдать милостивое вниманіе ваше.
— А былъ-ли ты у Архимандрита ?
« Нѣтъ еще.
— Иди-Же, съ Богомъ, къ нему.
Явившись къ Архимандриту , Ректору Стефану Калиновскому, Ломоносовъ нашелъ у него пріемъ столько-же радушный какъ и у Префекта. Ректоръ далъ ему нѣсколько наставленій пастырскихъ, и благословилъ на новые труды.
И вотъ Ломоносовъ опять въ Москвѣ, въ прежнемъ жилищѣ, какъ будто не ѣздивши въ Кіевъ !
Въ это время онъ узналъ одного замѣчательнаго человѣка, Даніила Сѣченова, который училъ въ Академіи Латинскому слогу, и еще не былъ постриженъ. Даніилъ отличался открытымъ умомъ , ученостью и рѣзкимъ краснорѣчіемъ. Для усовершенствованія себя бъ Латинскомъ слогѣ, Ломоносовъ сталъ учиться у него, и тутъ-то понялъ глубокую душу этого человѣка, котораго онъ прежде зналъ поверхностно. Показывая наружное презрѣніе къ почестямъ , Даніилъ былъ гордъ собственнымъ достоинствомъ. Въ разговорахъ съ Ломоносовымъ , онъ изъявлялъ высокія надежды на бу- . дущее.
«Трудъ и добро не останутся безъ награды!» говаривалъ онъ. «Я тружусь теперь; награда будетъ послѣ. Можетъ быть мы встрѣтимся съ тобой, Михайло , на иномъ поприщѣ и въ
иныхъ обстоятельствахъ. Между тѣмъ , трудись, другъ мой.»
Ломоносовъ усердно слѣдовалъ этому совѣту, трудился, и оказывалъ такіе успѣхи, которые не могли быть не отличены. Вскорѣ начали его ставить въ примѣръ другимъ, и не только за одни знанія, но и за поведеніе, чистое, безупречное, смиренное и вмѣстѣ благородное.
Но таково сердце человѣка, рожденнаго съ пламенными страстями : Ломоносовъ скучалъ однообразіемъ жизни и занятій своихъ! Часто, среди самыхъ пылкихъ изученій , онъ невольно покидалъ книгу и сѣтовалъ на неудовлетво рительность своего направленія. Дѣлиться думами было ему не съ кѣмъ ; онъ разсуждалъ самъ съ собой.
« Когда-же кончится эта монастырская , затворническая жизнь ? Скоро-ли найду я пищу всѣмъ способностямъ ума, и волю для своихъ занятій ? Добры, благодѣтельны мои наставники ; но я начинаю видѣть односторонность въ ихъ учености и въ ихъ направленіи. Они отреклись отъ міра , а я хочу дѣйствовать въ немъ ; они идутъ къ своей цѣли , а я ( кто знаетъ?), можетъ быть удаляюсь отъ моей! Пора, пора оставить мнѣ этотъ монастырскій міръ и быть въ кругу людей, ученыхъ не для кельи. Неужели нѣтъ учености свѣтской?
Столько лѣтъ ищу я средствъ для занятій науками математическими , и не нахожу ихъ. Право , если-бъ у меня были крылья, полетѣлъ-бы куда нибудь за моря : можетъ быть тамъ есть училища, о которыхъ вздыхаю теперь въ стѣнахъ монастыря.»
Но онъ вскорѣ одумывался , находилъ свои мысли дерзкими , раскаявался въ нихъ, и принимался за прежнее ученье.
Зимою 1734 года, неожиданно посѣтилъ его старый пріятель и невольный благодѣтель Пименъ Никитичъ. Ломоносовъ съ удовольствіемъ увидѣлъ человѣка, который зналъ отца его, и былъ для него самого хотя мгновеннымъ путеводцемъ на поприщѣ жизни ; но непріятное чувство пробудилъ онъ въ душѣ Ломоносова, когда началъ слѣдующее нападеніе:
— Такъ-то , братъ, Михайло, такъ-то ; живемъ, живемъ, дай свидимся; только жаль, что дѣлишки-то твои все плохи. Не наскучила-ли тебѣ эта горькая жизнь?
«Почему-же, Пименъ Никитичъ, вы называете ее горькою?
—Да какъ-же, братецъ! посмотри ты на себя.
«Слава Богу, я здоровъ.
—Здоровъ, да въ лохмотьяхъ, да питаешься хлѣбомъ съ водицей.
124
« Здѣсь не Куроостровская волость ; море нѣтъ , а въ Москвѣ рѣкѣ рыбы мало,» сказалъ усмѣхаясь Ломоносовъ.
—То-то, братъ, то-то. Эхе, хе!. . . сберись-ка ты съ умомъ, да воротись домой, къ отцу.
« Зачѣмъ ? Чтобы слышать брань злой мачихи ?... Бить-то себя теперь я ужь не позволю !
— Да и она не станетъ бить, какъ у тебя будетъ молодая жена. А какую красавицу я
. высваталъ-бы тебѣ!
« Благодарю васъ за дружбу, Пименъ Никитичъ! Но гдѣ мнѣ, бѣдняку, думать о женитьбѣ!
— Бѣденъ ты, да отецъ твой богатъ ; онъ-то и велѣлъ мнѣ , еще поговорить тебѣ объ этомъ. Право, братъ, чьихъ-же и совѣтовъ,слушать какъ не отцовскихъ.
«Я уже слышу это предложеніе не отъ первыхъ васъ, Пименъ Никитичъ , но сказалъ начисто, что не ворочусь въ свою деревню и не хочу жениться.
— Не хочешь, такъ Господь съ тобой ! мое дѣло сторона. А богатую-бы дѣвку отдали за тебя.
Чувство досады волновало юношу, уже высоко стоявшаго надъ этимъ міромъ, въ которомъ безвыходно жидъ Пименъ Никитичъ. .
— Вы издѣваетесь надо мной, Пименъ Никитичъ. Жениться, и на богатой, уговаривали меня, когда я былъ еще въ своей деревнѣ : я бѣжалъ оттуда ; а теперь, когда я столько лѣтъ просидѣлъ надъ книгами , это ужь вовсе мнѣ не подъ стать.