Такъ думалъ Ломоносовъ, и грустно было сердцу его. Онъ одиноко помолился , въ послѣдній разъ, святымъ Московскимъ угодникамъ, и сѣлъ опять въ тѣлегу, уже вмѣстѣ съ провожатымъ монахомъ , который избралъ его себѣ сопутникомъ , собесѣдникомъ , и помощникомъ. Монахъ слышалъ о хорошей славѣ, объ отличныхъ дарованіяхъ пришлеца Холмогорскаго, и хотѣлъ на него свалить половину своихъ занятій, потому что, можетъ быть, не надѣялся одинъ управиться съ толпою подчиненныхъ ему юношей. Онъ велѣлъ Ломоносову крѣпко смотрѣть за ними , не позволять имъ отлучаться, не позволять ссориться другъ съ
другомъ, «Бѣда мнѣ, коли въ дорогѣ случится что нибудь, не доброе для славы нашей Академіи!» воскликнулъ онъ. «Тамъ воспитываются не ученые , а забіяки, скажутъ въ Петербургѣ. »
Но опасенія добраго монаха были напрасны. Отправленные съ нимъ семинаристы были смирные ребята, и во всю дорогу они очень скромно пили, ѣли, спали , и забавлялись только пѣніемъ псалмовъ. Монахъ былъ очень доволенъ этимъ и приписывалъ успѣхъ своего путешествія Ломоносову, который однакожь мало занимался своими товарищами, потому что весь занятъ былъ собственною своею судьбою.
« Наконецъ буду я подъ руководствомъ истинныхъ ученыхъ !» думалъ онъ. «Я изучалъ до сихъ поръ только словесныя науки ; но теперь-то начнется истинная, основная наука. Природа, со всѣми своими таинствами, раскроется передъ моими глазами ; земля и небо краснорѣчивѣе заговорятъ уму ; сердце не будетъ сжиматься отъ неудовлетворяемаго любопытства.
Увидимъ , сбудутся-ли надежды и предположенія юноши; не разочаруетъ-ли его и третій городъ, какъ разочаровали два первые. Сначала Москва была единственною цѣлію его , для которой оставилъ онъ родину, и бѣжалъ черезъ снѣга всей сѣверной Руси; но Москва уже дав-
но перестала удовлетворять его жажду - къ познаніямъ, его нетерпѣливый, испытательный духъ ; онъ искалъ высшаго просвѣщенія въ Кіевѣ , и слишкомъ скоро увидѣлъ свою ошибку. Теперь, какъ будто сама судьба увлекала его на берега Невы , въ юный городъ, основанный волею Петра. Все это: Петръ, осѣняющій свое созданіе ; новая ученость людей свѣтскихъ , и сами они, эти люди , новые для Ломоносова ; Ѳеофанъ, уже два раза двигавшій его впередъ, на трудномъ пути жизни; перемѣна жребія, даже близость къ милому сѣверу , все являлось въ его воображеніи , все занимало его почти безпрерывно. Онъ едва замѣчалъ какъ проходили дни, какъ исчезало разстояніе подъ лѣнц-г выми ногами коней, которые по видимому не торопились въ Петербургъ. Наконецъ Великій Новгородъ мелькнулъ передъ глазами путешественниковъ , и Ломоносовъ успѣлъ зайдти только помолиться Святой Софіи, въ знаменитомъ Новгородскомъ соборѣ.
« Не воображайте первобытнаго Рима такимъ, каковъ былъ онъ во время своего величія,» сказалъ Монтескьё. Не будемъ воображать, что и Петербургъ, черезъ тридцать два года послѣ своего основанія, былъ уже городъ великолѣпный. Напротивъ, это были кой-гдѣ расбросанные домы и лачуги, посреди которыхъ возвышались немногія обширныя зданія. Даже расположеніе его было совсѣмъ не похоже на нынѣшнее. Адмиралтейская сторона , гдѣ красуются теперь лучшія зданія, гдѣ видимъ истинное средоточіе города, тогда была самою ненаселенною частью Петербурга. Дикіе лѣса, тундры и болота почти примыкали къ Невѣ на тѣхъ мѣстахъ , гдѣ нынѣ красивая Литейная, великолѣпные каналы и единственный Невскій проспектъ. Только напротивъ крѣпости, внизъ по лѣвому берегу рѣки, простирались зданія довольно видныя, между прочимъ домъ бывшій Меншикова, и Адмиралтейство; но во-
обще эта часть города была населена флотскими Офицерами , матросами и разными рабочими людьми. Слѣды Петра еще были живы черезъ десять лѣтъ послѣ его кончины, когда пріѣхалъ туда Ломоносовъ.
На берегу Невы , съ жадностью глядѣлъ онъ на эти исполинскіе слѣды : они были видимы въ начатыхъ и частію оконченныхъ строеніяхъ, въ твердынѣ, которая возвышалась на противоположномъ берегу, и всего болѣе въ огромной мысли, вознесши столицу Русской части свѣта на болотахъ Ингерманландіи. Жизнь и дѣятельность кипѣли по обоимъ берегамъ Невы, и показывали, что мысль Петра благословляетъ Небо, что она довершится его наслѣдниками, и сдѣлается долговѣчнымъ его памятникомъ , передъ которымъ ничтожны кажутся всѣ памятники міра. Въ самомъ дѣлѣ, Петербургъ, живая мысль Петра, увѣковѣченная въ гранитѣ, и безпрерывно одушевляемая новыми поколѣніями, составляетъ такой оригинальный, чудный, единственный памятникъ этого генія, что передъ нимъ жалки мертвыя громады Египетскихъ пирамидъ. Вся Россія была поприщемъ его безсмертныхъ подвиговъ ; она вся носитъ печать его трудовъ, его заботливости о нашемъ благѣ ; но только Петербургъ выражаетъ вполнѣ этого генія , Петербургъ , любимое дитя его, которое началъ онъ лелѣять своими руками. .