Однажды , въ свободный часъ , онъ пришелъ въ переднюю Ѳеофана : опять не льзя было видѣть Архіепископа.
« Доложите Его Высокопреосвященству, что извѣстный ему студентъ Михайло Ломоносовъ приходилъ засвидѣтельствовать свое почтеніе.
— Не премину — отвѣчалъ служитель.
« Не льзя-ли доложить и о томъ, что я прихожу не въ первый уже разъ, но до сихъ поръ не имѣлъ счастія лично изъявить Его Высоко-
преосвященству мою душевную благодарность за всѣ его ко мнѣ благодѣянія.
— Докладывать Его Высокопреосвященству о всѣхъ приходящихъ, и входить въ объясненія о нихъ, не мое дѣло. Мало-ли сколько народу приходитъ сюда!
Это задѣло самолюбіе молодаго человѣка. Можетъ быть еще въ первый разъ философствуя въ передней, онъ сдѣлалъ нетерпѣливое движеніе. Онъ хотѣлъ сказать что-то , но стоявшій вблизи, какой-то старичекъ въ свѣтскомъ платьѣ , предупредилъ его словами :
— Не по пути-ли идти намъ? Пойдемте.— И сдѣлавъ привѣтливый знакъ рукою , онъ пошелъ.
Удивленный Ломоносовъ невольно послѣдовалъ за нимъ.
Вышедши на улицу, незнакомецъ сказалъ пріятнымъ голосомъ : ,
— Вы конечно недавно въ Петербургѣ ?
« Съ годъ,» отвѣчалъ Ломоносовъ. «И въ годъ не могу добиться увидѣть моего благодѣтеля !
—Не удивительно : Архіепископъ всегда занятъ ; а теперь еще онъ и боленъ, очень опасно.
« Опасно боленъ ?
— Да, медики опасаются за жизнь его. Впрочемъ , хотя у него застарѣлая и неизлечимая
болѣзнь, но не такая, отъ которой умираютъ мгновенно. Архіепископъ располагается ѣхать въ Новгородъ.
«Боже мой! И такъ можетъ служиться, что я не увижу Высокопреосвященнаго !...
— Пріятно встрѣтить такую признательность къ человѣку, котораго называете вы своимъ благодѣтелемъ.
« Онъ истинный мой благодѣтель. Болѣе всѣхъ ему обязанъ я тѣмъ, что продолжаю ученіе въ здѣшней Академической Гимназіи.
— А вы учитесь здѣсь , въ Академической Гимназіи! Радуюсь за васъ: Профессоръ! ваши люди Европейской учености.
« Да, и все Нѣмцы.
— Но развѣ Нѣмецъ, каковъ Эйлеръ, не украшеніе своего новаго отечества ? Рекомендація Бернулли и ученые трактаты, имъ сочиненные , ручаются за него. Всѣ другіе Академики также люди отличныхъ дарованій.
Этотъ разговоръ начиналъ занимать Ломоносова. Онъ съ любопытствомъ спросилъ :
— Конечно вы знаете ихъ всѣхъ ?
« Какъ-же и не знать такихъ людей ! Это цвѣтъ учености въ Европѣ.
— Но позвольте спросить : съ кѣмъ имѣю честь разговаривать ?
« Я Адамъ. Бурхардъ Селлій , учитель Александро-Невской Семинаріи.
— Селлій ? Но вы такъ хорошо говорите по-Русски, что я не подозрѣвалъ-бы въ васъ иностранца.
, « Много чести ! Впрочемъ, я давно въ Россіи,
люблю новое отечество мое , обожаю религію вату , и почелъ первымъ долгомъ выучиться сколько можно Русскому языку.
— Вы сказали : нашу религію ; слѣдовательно вы не принадлежите къ нашему исповѣданію ?
« Я Лютеранинъ.
- — Но какъ-же обучаете вы юношество въ Семинаріи , будучи иновѣрцемъ ?
« Предметъ мой не касается религіи : я учу Латинскому, языку , и еще прежде занималъ эту должность въ школѣ , заведенной Высокопреосвященнымъ Ѳеофаномъ на Карповскомъ Новгородскомъ подворьѣ.
— Такъ вы близки и къ Высокопреосвященному ?
« Три года занимался я въ школѣ подъ его покровительствомъ. Извините, что я такъ много сказываю вамъ о себѣ ; но я хочу чтобы вы знали меня , потому что давно знаю васъ. Архіепископъ описывалъ мнѣ вашу необыкновенную жизнь, вашу любовь къ наукамъ, и успѣхи
въ нихъ. Когда вы назвали себя, я порадовался случаю познакомиться съ вами. Жалѣю, что не зналъ васъ въ Москвѣ.
— А вы были и въ Москвѣ.
« Какъ-же ! я былъ и тамъ учителемъ въ Гимназіи.
Ломоносовъ еще въ первый разъ встрѣтилъ такого привѣтливаго ученаго. Онъ жалѣлъ, что должно было прекратить разговоръ съ Селліемъ ( имъ приходилось идти въ разныя стороны ), и обрадовался, когда умный Датчанинъ пригласилъ его къ себѣ.