Академія рѣшилась послать въ Германію двухъ студентовъ Академической Гимназіи, для усовершенствованія ихъ въ Химіи и Горномъ дѣлѣ. Ломоносовъ началъ прилагать особенное стараніе объ изученіи этихъ наукъ. Съ его рѣдкою способностью узнать многое въ немного времени, трудно-ли было ему отличиться передъ всѣми своими товарищами ? Дѣйствительно , когда надобно было наконецъ сдѣлать назначеніе объ отправкѣ именно какихъ лицъ, назначили Ломоносова, и — къ радости и удивленію его — Виноградова.
— Любезный другъ и товарищъ! — вскричалъ онъ. — Не нужно увѣрять тебя , что я радъ отличію , которое оказала мнѣ Академія. Но
повѣришь-ли ? Меня еще больше радуетъ то, что мы поѣдемъ вмѣстѣ.
« Спасибо, Михайло ! А мнѣ съ тобой будетъ такъ легко и весело.
— Но скажи, ради Бога ! какъ это сдѣлалось?
Ты, правда , всегда былъ отличный ученикъ, только не въ тѣхъ предметахъ, которые требуются отъ назначенныхъ въ Германію. Какимъ чудомъ назначили тебя ?
«На все, братецъ, есть средства, есть манера, какъ взяться за что.
— Какая-же это манера, какія средства ?
«Ты взялъ грудью, по своему обычаю, высидѣлъ награду, какъ говорится у насъ въ училищѣ ; а для меня сыскались добрые люди, которыхъ отличіе постараюсь я оправдать.
— Какъ ?.. Я не понимаю этого.
« Это очень понятно. Мои родные знакомы съ Академиками ; они просили ихъ обратить вниманіе на мои успѣхи—то есть, если успѣхи есть — и вотъ Академики назначили меня.
Ломоносовъ поморщился, когда понялъ это по своему.
— Зачѣмъ-же не просто хотѣлъ ты заслужить отличіе ?
« Какъ просто ?
— Трудомъ.
« Это хорошо, да не всегда вѣрно.
— А то вѣрно, да не хорошо.
« Что-же тутъ худаго ?
— То , что я не хотѣлъ-бы видѣть Виноградова , сгибающаго спину.
« Ломоносовъ ! ты обижаешь меня. Я не сгибался ни передъ кѣмъ, не былъ ни у кого въ передней ; за меня только сказали нѣсколько словъ. Повѣрь, мой другъ, безъ этихъ маленькихъ хитростей не льзя жить на свѣтѣ.
— Не льзя, такъ и не живи.
«Ну, вотъ, видишь-ли куда приводитъ твоя логика: ad absurdum.
Ломоносовъ могъ-бы доказать справедливость свою, въ которой былъ онъ убѣжденъ. Но онъ искренно любилъ Виноградова за умъ и доброе сердце, и потому охотно остановился въ дальнѣйшихъ убѣжденіяхъ. Такъ любимъ мы всегда прощать маленькія слабости въ человѣкѣ, близкомъ сердцу , извиняя поступки его необходимостью , неопытностью , невѣдѣніемъ.
Сборы къ отъѣзду нѣсколько времени занимали друзей. Имъ дали обширную инструкцію, въ которой было сказано , что Академія, отличая необыкновенныя способности и прилежаніе студентовъ Ломоносова и Виноградова, отправляетъ ихъ , для дальнѣйшаго усовершенствованія въ наукахъ Математическихъ, въ
Физикѣ , Химіи и Металлургіи, къ славному въ ученомъ мірѣ Философу и Математику Христіану Вольфу ; что они отправляются на иждивеніи Академіи, на первый случай въ Марбургъ, мѣстопребываніе упомянутаго ученаго ; что послѣ изряднаго обученія у Христіана Вольфа, имѣютъ они ѣхать, по его совѣту , въ другія мѣста Германіи.
За этимъ слѣдовали наставленія нравственныя и экономическія : вести себя порядочно ; въ проѣздъ черезъ Россію и чужестранныя Государства оказывать повиновеніе властямъ ; соблюдать уставы религіи и благонравія ; всемѣрно заботиться и пещись о наукѣ ; наконецъ, не издерживать болѣе назначенной имъ на расходы суммы, и такъ далѣе.
Въ торжественномъ засѣданіи Академіи вручили имъ инструкцію , деньги , письмо къ Христіану Вольфу , и въ заключеніе всего сказали еще маленькое увѣщаніе, о исполненіи обязанностей. Молодымъ ученымъ назначено было отправиться въ путь на другой день.
Ломоносовъ улучилъ минуту забѣжать къ
Селлію. Старикъ обрадовался, что юный другъ
его ѣдетъ въ средоточіе просвѣщенія, что
теперь отъ него самого зависитъ довершить
начатое такъ счастливо.
«А я увѣренъ, что какъ скоро зависитъ это отъ Ломоносова, онъ не обманетъ на
деждъ Академіи. Какъ знать, мой другъ, что, можетъ быть, тебѣ предназначено быть первымъ Русскимъ ученымъ ; можетъ быть , ты призванъ судьбою показать, къ чему способенъ въ наукахъ знаменитый Русскій народъ. »
Такое торжественное, лестное поощреніе изъ устъ опытнаго ученаго, было усладительно душѣ Ломоносова. Онъ съ жаромъ поцѣловалъ его руку, благодарилъ за участіе къ судьбѣ своей, и почти со слезами на глазахъ вышелъ отъ Селлія.
Чѣмъ ближе становилась минута отъѣзда, тѣмъ болѣе тревожилась душа Ломоносова. Мысль, что онъ долженъ разстаться съ отечествомъ , въ первый разъ сдѣлалась для него чувствительна. Все родное заключалось у него въ словѣ : Россія, потому что онъ уже давно разлучился съ отцомъ, который одинъ составлялъ для него семейство. Онъ привыкъ жить одинокимъ, безроднымъ среди людей ; но еще у него оставалось отечество. Теперь, надобно было покинуть и его, покинуть родной воздухъ , родной языкъ, родную землю.