— Впрочемъ, не пугайтесь строгихъ предвѣщаній моихъ. Я хочу только, чтобы вы съ самаго начали знали, къ какому великому труду предназначило васъ отечество. Увѣренъ также, что Академія избрала достойныхъ изъ учениковъ своихъ. Небольшой разговоръ нашъ дока-
зываетъ , что я разсуждаю съ вами какъ старый вашъ другъ. Прошу и мнѣ плашишь такою-же искренностью.
Молодые путешественники не знали какъ благодарить Вольфа за егопривѣтливость. Они сказали нѣсколько вѣжливыхъ фразъ, и спросили , когда позволитъ онъ имъ посѣщать Университетъ.
— Чѣмъ скорѣе , тѣмъ лучше. Завтра , если можно , приходите въ мою аудиторію. Послѣ лекціи я представлю васъ другимъ Профессорамъ.
Такъ окончился этотъ разговоръ , достопамятный для Ломоносова Онъ былъ совершенно очарованъ Вольфомъ , хотя еще не услышалъ отъ него ничего необыкновеннаго. Но уже одна мысль , что онъ бесѣдовалъ съ такимъ знаменитымъ мужемъ , приводила его въ восторгъ.
— Ну ? что скажешь ты о Вольфѣ ? — спрашивалъ онъ у Виноградова, и сердился что тотъ не раздѣлялъ сильныхъ его впечатлѣній. Виноградовъ хотѣлъ сначала по
думать , посудит». Обыкновенныя изрѣченія мудрости для домашняго обихода !
На лекціи Вольфа нашли они многочисленное собраніе слушателей. Тутъ были молодые люди изъ всѣхъ странъ Германіи, изъ Нидерландовъ, даже изъ Англіи и Франціи. Съ благоговѣйнымъ
4 3*
вниманіемъ слушали они своего Профессора ; самые опытные требовали у него иногда поясненій , доказательствъ , и онъ съ удивительнымъ присутствіемъ ума удовлетворялъ каждаго. Ломоносовъ почелъ себя перенесеннымъ въ Академію Платона, или, еще больше, въ какой-то очарованный міръ. Онъ съ невыразимымъ счастіемъ слушалъ слова Профессора и глядѣлъ на все окружающее его. Это собраніе цвѣтущихъ юношей , пришедшихъ изъ разныхъ странъ учиться мудрости, казалось ему такимъ величественнымъ зрѣлищемъ, которое находилъ онъ выше всего , что когда нибудь видѣлъ и воображалъ.
Вольфъ не забылъ своего слова. Послѣ лекціи, онъ отыскалъ пріѣзжихъ изъ Россіи, повелъ ихъ въ Университетскіе Кабинеты , представилъ многимъ изъ своихъ товарищей-Профессоровъ, и просилъ почитать Ломоносова и Виноградова людьми, особенно ему порученными. Рекомендація такого значительнаго человѣка открыла имъ входъ всюду. Они стали свободно посѣщать Университетъ , Профессоровъ, и скоро сблизились съ многими изъ своихъ соучениковъ.
Ломоносовъ увидѣлъ необходимость выучиться Нѣмецкому языку. Латинскій былъ достаточенъ для слушанія лекцій и даже для разговоровъ съ Профессорами и соучениками. Но и
аши не всѣ говорили свободно на языкѣ Римлянъ; да, сверхъ того, при одномъ Латинскомъ, часто надобно было оставаться нѣмымъ съ туземцами ; а это скучно и неудобно.
Съ обыкновенною силою рѣшимости своей, Ломоносовъ началъ учиться Нѣмецкому языку, изъ книгъ и изъ обращенія. Знакомые студенты изъясняли ему Грамматику, исправляли произношеніе его, и говорили съ нимъ, часто для того только , чтобы говорить. Виноградовъ участвовалъ въ этомъ ученьѣ, можетъ быть не съ такимъ усердіемъ какъ товарищъ его , однакожь съ успѣхомъ. Прошло три, четыре мѣсяца и Ломоносовъ уже довольно свободно говорилъ по-Нѣмецки. Это еще больше придала ему охоты ; онъ сталъ чаще видаться съ своими соучениками , иногда проводилъ съ ними цѣлые дни, и незамѣтно привыкалъ къ Нѣмецкой жизни.
Славная была эта жизнь ! мирная , опрятная, безъ затѣйливыхъ страстей , и со всѣми прикрасами спокойствія и тишины. Ломоносовъ отдыхалъ отъ умственныхъ трудовъ своихъ въ кругу добрыхъ горожанъ , судилъ съ ними о хозяйствѣ, разсказывалъ имъ чудеса о своемъ отечествѣ , и часто удивлялъ своими разсказами. Его полюбили старики и старушки за веселый характеръ, за острый умъ , которымъ оживлялъ онъ ихъ разговоры, а нсего больше
за желаніе узнать ихъ нравы и примѣниться къ нимъ. Но если Ломоносова полюбили степенные люди, то еще больше привязались къ нему люди молодые, у которыхъ такъ-же кипѣла кровь какъ и у новаго товарища ихъ. Въ самомъ дѣлѣ, въ Нѣмцѣ надобно различать двухъ человѣкъ: молодаго и стараго. Первый, почти всегда, проводитъ свои годы въ самомъ живомъ весельѣ, поддается пылкимъ страстямъ , и не знаетъ границъ юношеской дѣятельности своей. Онъ влюбляется, сумасбродствуетъ отъ любви, и для одного слова добраго товарища готовъ стрѣляться , идти въ огонь и въ воду. Дружба , любовь , наслажденія — вотъ для чего живетъ молодой Нѣмецъ. Но проходятъ годы юности , настаетъ возрастъ мужества, степенства, и лобъ огненнаго Нѣмца покрывается морщинами, взглядъ, поступь его принимаютъ какую-то важность , и черезъ десять лѣтъ вы не узнаете прежняго человѣка. Онъ безстрастенъ : онъ хладнокровно глядитъ на свѣтъ, на летящія мимо его событія, и думаетъ только о мирномъ уголкѣ своемъ , не думая болѣе о страстяхъ. Изъ Донъ-Кихота молодости , онъ дѣлается Санчо-Пансою пожилыхъ лѣтъ. Бываетъ то-же во всѣхъ народахъ ; но ни у одного , кромѣ Нѣмцевъ, нѣтъ такого единообразія въ переходахъ жизни , такой рѣзкой перемѣны въ направленіи ума. Нѣмецъ бѣсится