а Почему-же не могу ?
— Потому что Академія, узнавши о перемѣнѣ твоей жизни, вѣрно откажетъ тебѣ въ своемъ покровительствѣ, и ты будешь принужденъ работать для насущнаго хлѣба.
« Ну, что-жь такое ? буду работать и жить счастливо.
— Отъ души желаю этого , только не думаю, чтобы сбылись твои слова. Ты не рожденъ для этой жизни ?
« Для счастія ?
— Это слово имѣетъ обширный смыслъ. Ты можешь быть счастливъ только необыкновек-
45*
ною умственною дѣятельностью ; мѣщанская жизнь скоро надоѣстъ тебѣ.
« Да кто ты употребляешь такъ часто это слово : мѣщанская жизнь ? Я и рожденъ не для власти ! Я былъ мужикъ, и мѣщанское счастье мнѣ кстати.
—Я ни сколько не думаю унижать званія мѣщанина. Ты знаешь, что и самъ я не Графъ, не Князь. Я говорю объ этой жизни, гдѣ жена бываетъ кухаркой, гдѣ дѣятельность ограничивается работой для насущнаго хлѣба, а счастье няньченьемъ дѣтей. Тебѣ-ли быть счастливымъ этою жизнью?
« Ты обманываешься, Виноградовъ. Во-первыхъ, жена моя будетъ хозяйкою въ домѣ, а не кухаркой. Дѣятельности моей не помѣшаетъ счастливая семейная жизнь. Неужели бывши ученымъ человѣкомъ , Профессоромъ , Академикомъ, я не могу быть женатъ ? А дѣти только умножатъ мое счастіе.
— Все это прекрасно въ теоріи, но таково-ли будетъ на дѣлѣ ? Теперь ты можешь посвящать свое время учености, а тогда будетъ-ли у тебя досугъ для Этого ? Сначала надобно обезпечить себя, мой другъ , пріобрѣсти независимость, не думать о пропитаніи, и потомъ уже выбирать жену.
«Пропитаніе! . « . Такъ вотъ чѣмъ ограничивается твоя высокая теорія жизни ! Виногра-
довъ! Я вижу , что мы не можемъ понимать другъ друга. Ради Бога, не совѣтуй мнѣ ничего.
— Ну, такъ женись на своей Христинѣ и не жалуйся послѣ, когда тебѣ нечего будетъ ѣсть ! — сказалъ съ досадою Виноградовъ.
« Ты можешь говорить что угодно: я не перемѣню для тебя своей рѣшимости. Христина любитъ меня! Для нея готовъ пожертвовать я всѣмъ.
— Но, скажи пожалуста, что нашелъ ты въ ней привлекательнаго? Ни красоты, ни ума, ни воспитанія. . . .
« Виноградовъ ! замолчи, ради Бога замолчи, если не хочешь поссориться со мной навсегда.
, — Кажется , безъ этого и не обойдется , если ты не оставишь своего глупаго намѣренія.
Друзья замолчали. Виноградовъ вскорѣ ушелъ изъ дома, а Ломоносовъ остался мечтать на свободѣ. Ему досадны были слова товарища, но онъ утѣшалъ себя мыслью, что Виноградовъ не понимаетъ его счастья.
Онъ началъ однакожь размышлять о словахъ его, и сколько ни думалъ, вездѣ находилъ блаженство. Разговоръ съ Виноградовымъ не утишилъ, а еще больше воспламенилъ любовь его : онъ только напомнилъ ему, что Христина можетъ сдѣлаться его женою. До сихъ поръ, эта
мысль не ясно представлялась ему; но теперь, когда Биноградовъ не находилъ въ этомъ ни какой невозможности, и думалъ только что у Ломоносова не будетъ средствъ кормятъ будущее свое семейство, онъ рѣшился непремѣнно жениться на Христинѣ. Помышленіе объ этомъ приводило его въ восторгъ. Онъ придумывалъ разныя средства, какъ исполнить свое намѣреніе, и вскорѣ мечты его приняли образы истинно поэтическіе. Онъ не могъ больше удерживать своего душевнаго порыва, схватилъ бумагу, перо, и хотѣлъ выразить душу свою гармоническими звуками. Но упрямый Русскій языкъ, тогда еще непослушный волѣ поэтовъ, никакъ не повиновался восторгу Ломоносова. Цѣлый вечеръ писалъ онъ , и раздиралъ написанное : это выходили какія-то длинныя, несвязныя строки, а не стихи.
«Неужели нашъ языкъ не способенъ выражать мысли и чувства такъ-же стройно , какъ выражаются они на языкѣ Латинскомъ ? » сказалъ онъ наконецъ самъ себѣ. « Надобно подумать объ этохмъ, поговорить съ людьми свѣдущими. . .. Да, кстати, завтра увижу я на лекціи товарища Шшренглибера. Онъ страстный охотникъ до Поэзіи , самъ пишетъ стихи, и любитъ говорить о нихъ. Я еще худо знаю теорію Нѣмецкаго стихосложенія : не льзя-ли от-
крыть въ ней законовъ и для нашего стихотворства ?»
На другой день, когда кончилась лекція, онъ подошелъ къ Штренглиберу.
— Пойдемъ ко мнѣ на квартиру, Штренглиберъ. Ты еще не былъ у меня.
«А далеко-ли отсюда живешь ты?
— Два шага. Да все равно; мнѣ надобно по
говорить съ тобой о любимомъ твоемъ предметѣ ; о стихахъ. -
« Тѣмъ лучше ! Пойдемъ.
Разговоръ тотчасъ завязался о старыхъ и новыхъ Нѣмецкихъ стихотворцахъ. Штренглиберъ, послѣдователь и приверженецъ Готшеда, не любилъ старыхъ поэтовъ Нѣмецкихъ, холодно отзывался объ Опицѣ, и съ восторгомъ произносилъ имена Галлера и Гинтера.