«Гинтеръ! Вотъ былъ поэтъ! Какъ жаль, что этотъ человѣкъ рано умеръ. Знаешь-ли ты его сочиненія ?
— Нѣтъ.
« О, такъ надобно тебѣ познакомиться съ ними. Это былъ поэтъ, и въ жизни и въ стихахъ. Слыхалъ-ли ты о его бурной, поэтической жизни ?
— Нѣтъ.
«Я разскажу тебѣ ее. Гинтеръ родился лѣтъ за пять до нашего столѣтія, то есть въ 1695 году. Онъ былъ сынъ какого-то лекаря , кото-
рый хотѣлъ обучитъ его своему искуству, и отдалъ въ школу; но Гинтеръ писалъ тамъ не анатомическія и терапевтическія разсужденія, а стихи. Надобно сказать, что и въ школѣ писапы имъ стихи превосходные. Онъ сочинялъ пхъ съ удивительною, легкостью , и особенно отличился своими духовными пѣснопѣніями. Но при этомъ былъ онъ порядочный шалунъ, и только строгость отца удерживала его отъ разгульной жизни. Двадцати лѣтъ пришелъ онъ въ Виттенбергскій Университетъ, и съ этого времени явился тѣмъ, чѣмъ былъ во всю остальную жизнь : пламеннымъ юношею, до безразсудства веселымъ шалуномъ , и вмѣстѣ склоннымъ къ самой тяжелой задумчивости человѣкомъ. Отецъ называлъ его сангвинео-меланхоликомъ, а онъ былъ добрый , откровенный малый , чистая, прекрасная душа. Вѣчно несогласный съ самимъ съ собою, онъ всегда предполагалъ дѣлать лучше нежели дѣлалъ, и это не отъ безсилія, а отъ непостоянства характера. Вмѣсто того, чтобы заниматься какъ должно Медициной, онъ бросился въ удовольствія, забылъ всѣ науки, влюблялся, пилъ, дѣлалъ долги, и наконецъ совершенно предался буйной жизни. Съ добрымъ сердцемъ, онъ безпрестанно впутывался въ непріятныя исторіи, гдѣ все падало на него. Напримѣръ , онъ часто признавалъ за собой такіе долги, которыхъ на немъ не бывало,
и это единственно для того, чтобы прекратить неудовольствіе. Не одна ловкая интриганка обобрала его, и послѣ съ нимъ-же заводила тяжбу. Наконецъ онъ увидѣлъ свои дурачества и ушелъ изъ Виттенберга въ Лейпцигъ. Но уже такъ глубоко погрязъ онъ въ развратную жизнь, что извлечь его изъ нея не могли ни самые вѣрные друзья, ни самые усердные покровители. Тутъ случилось съ нимъ полузабавное и полу-печальное происшествіе.
«Въ Дрезденѣ понадобился придворный поэтъ. Гинтеръ былъ первый изъ современныхъ поэтовъ, и друзья тотчасъ постарались доставить ему это мѣсто. Его приняли ко Двору, хотя подъ именемъ шута ( Pritschmeister ),
однакожь на штатное мѣсто придворнаго поэта. Надобно было представиться Королю, Фридриху Августу. Гинтеръ хотѣлъ придать себѣ смѣлости , и выпилъ такую порцію , что когда вышелъ Король, онъ не могъ ничего говорить и едва держался на ногахъ. Король улыбнулся и велѣлъ прогнать-его. Бѣдный Гинтеръ ! Тутъ-то началась бѣдственная жизнь его. Онъ бродилъ то по Саксоніи, то по Силезіи, не находя нигдѣ мѣста. Отецъ не пускалъ его къ себѣ, какъ развратнаго сына. Часто у Гинтера не было куска хлѣба, и въ такихъ-то обстоятельствахъ писалъ онъ свои пѣснопѣнія. ІІовѣришь-ли ты, что стихи, кото-
рые сочинялъ онъ на разные случаи , часто за нѣсколько грошей, служили единственнымъ средствомъ его пропитанія ! Правда, многіе желали помогать ему и были готовы обезпечить жизнь такого необыкновеннаго человѣка, но онъ былъ уже неисправимъ и погибъ совершенно. Еще разъ хотѣлъ онъ приняться за Медицину, думая черезъ то имѣть благопристойное содержаніе ; но прискорбія , нужда и дурная жизнь невозвратно разстроили его здоровье. Гинтеръ пришелъ наконецъ въ Іену, и тамъ умеръ , въ самыхъ стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Это случилось въ 1723 году. Ему было тогда двадцать восемь лѣтъ.
«Странная участь поэта! Вскорѣ послѣ смерти Гинтера были изданы его стихотворенія, и слава загремѣла о немъ по всей Германіи.— Неужели это писалъ тотъ Гинтеръ, который шатался , пьяный , изъ города въ городъ ? спрашивали читая торжественныя оды его, духовныя пѣсни и умныя сатиры. — Жаль, жаль этого человѣка ! Уменъ былъ. — Но теперь поздно жалѣть о немъ. Возьми лучше стихотворенія его , и читай ихъ , Ломоносовъ ! Ты увидишь въ немъ совершенную противоположность съ прежними нашими стихотворцами. Какая-то чопорность господствуетъ въ сочиненіяхъ Опица; какая-то мѣлочность, пошлость видна въ Гоффмансвальдау и даже въ Логен-
штейнѣ; но, главное, всѣ они слишкомъ Нарядны, или, лучше сказать, парадны. Въ Гинтерѣ нѣтъ ничего поддѣльнаго: это именно украшенная природа, которой требуютъ великіе наставники. Гинтеръ сдѣлалъ-бы эпоху въ нашемъ стихотворствѣ, если-бы несчастная судьба не стѣсняла и наконецъ не погубила его.
— А въ какомъ родѣ сочиненій превосходствовалъ Онъ ? — спросилъ Ломоносовъ.