Спокойно выслушалъ Ломоносовъ этотъ Нѣмецкій отвѣтъ, и сказалъ :
— Желаніе ваше будетъ исполнено.
Отъ чего-же явилось такое спокойствіе въ Ломоносовѣ ?... Онъ былъ готовъ къ отвѣту портнаго ; еще больше : онъ рѣшился жениться на Христинѣ тайно, и уже получилъ на то ея согласіе. Пылкая юность ихъ разсудила, что надобно только обвѣнчаться, а отецъ по неволѣ приметъ ихъ къ себѣ, хоть вѣроятно и посердится. Такая рѣшительность не должна казаться странною въ молодой дѣвушкѣ, простой дочери портнаго. Въ этихъ простыхъ существахъ иногда скрываются сильныя чувства , пламенныя страсти, которыя пожаромъ
вспыхиваютъ отъ прикосновенія такихъ душъ, какую встрѣтила Христина въ Ломоносовѣ. Можетъ быть , она оеталась-бы навсегда мирною хозяйкою простаго Нѣмецкаго быта, еслибы судьба не сблизила ея съ такимъ человѣкомъ. Но удивительно-ли, что Этна его страсти зажгла ея дѣвическую душу?
И трудно-ли было скрыться влюбленной дѣвушкѣ отъ старика отца, у котораго она составляла почти всю прислугу ? Можетъ быть сердце ея трепетало, когда выходила она изъ отеческаго дома, съ тѣмъ чтобы навсегда соединить свою судьбу съ человѣкомъ , уже не чужимъ ей любовью, но увлекавшимъ ее совсѣмъ въ иной міръ. Однакожь рѣшительность превозмогла все : Христина ушла съ Ломоносовымъ въ церковь , и пасторъ, напередъ задобренный, обвѣнчалъ ихъ. Печально было это торжество , столь милое сердцу ! Почти одиноко окончился обрядъ въ церкви; но по выходѣ изъ нея, когда надобно было идти не въ домъ отеческій , а на квартиру., вновь нанятую Ломоносовымъ, Христина почувствовала, что тоска сжала ея сердце. Только тутъ поняла она вину свою !
Очарованный своимъ счастіемъ , Ломоносовъ показывалъ ей приготовленное имъ убѣжище, гдѣ все было бѣдно, однакожь удобно для жиз-
ни; Христина ne могла глядѣть ни на что. Она ллакала и сквозь слезы говорила ему: -
- «Я бѣжала изъ отеческаго дома, какъ npe-
-ступница! Я рѣшилась на дѣло не угодное Богу! Родитель не благословилъ меня! . . .
- —Но Церковь благословила насъ, Христина! Завтра-же пойдемъ мы къ родителю твоему, и онъ конечно проститъ тебя, когда увидитъ наше счастіе !
«Проститъ! Для чего-же должна я искать его прощенія?
—Для того, что иначе онъ не согласился-бы такъ скоро увидѣть насъ счастливыми.
Сердечное краснорѣчіе и любовь Ломоносова нѣсколько успокоили Христину.
На другой день, счастливые супруги смиренно явились къ огорченному родителю. Онъ провелъ ночь въ страшномъ безпокойствѣ; сначала спрашивалъ у всѣхъ окружавшихъ его , у сосѣдей и даже всѣхъ шедшихъ по улицѣ, не видали-ль его Христины. Ни кто не умѣлъ отвѣчать ему. Наконецъ онъ бросился въ комнату Ломоносова , и нашелъ ее запертою ; онъ понялъ все , и пересталъ искать дочь. Сложивъ руки , почти до утра ходилъ онъ по своей комнатѣ въ задумчивости.
Онъ почти не изъявилъ удивленія , когда увидѣлъ Христину съ Ломоносовымъ, и довольно холодно сказалъ :
— Зачѣмъ ты пришла ко мнѣ ? ты не дочъ
МОЯ...
« Папенька! папенька!» закричала Христина падая передъ нимъ на колѣни. «Простите меня! Простите моего мужа!»
— Мужа ?...
« Да , вчера вечеромъ , мы соединились святымъ, вѣчнымъ союзомъ,» сказалъ Ломоносовъ.
— Я не благословлялъ васъ на этотъ союзъ, и не признаю его. Не хочу преслѣдовать васъ закономъ, но не могу и любить дочери непослушной. Подите съ глазъ моихъ!
Чувство придавало словамъ добраго старика непобѣдимую силу.
Христина рыдая обнимала его колѣни и не могла произнести ни одного моленія. Ломоносовъ говорилъ , но оправданія его разсыпались въ прахъ передъ немногими словами правды, которую высказывалъ оскорбленный отецъ. Наконецъ Ломоносовъ былъ принужденъ увести полубезчувственную жену свою.
Если-бы старикъ встрѣтилъ ихъ гнѣвомъ, проклятіями , то можетъ быть Христина не почувствовала-бы такъ глубоко своего проступка. Но тихій ропотъ его, но оскорбленное чувство отца, выражавшееся въ немногихъ упрекахъ, поразили дочь, горячо любившую его. Она провела нѣсколько дней въ слезахъ, и по-
сылала своего мужа молить ойца о прощеніи ; но старикъ упорно не хотѣлъ видѣть ея , и только при описаніи горести ея смягчился нѣсколько. Забывая гнѣвъ свой вымолвилъ онъ :
«Скажи Христинѣ, что я желалъ-бы изгнать ея изъ моего сердца, но не могу. Она оскорбила меня, больше нежели можетъ представить себѣ; однако я все еще не въ силахъ забыть ея. Оставимъ времени будущее: если вы окажетесь достойны прощенія моего , то , я чувствую, что еще могу смягчиться. Я люблю дочь мою. Ты, Михайло, не женщина, и уменъ больше меня ; ты самъ понимаешь , какъ я долженъ глядѣть на тебя, виновника ея проступка. Не говори-же мнѣ болѣе никакихъ оправданій теперь, когда еще оскорбленіе слишкомъ живо, въ моемъ сердцѣ. Поди, и старайся, съ женою своею, оправдать не совсѣмъ истребленную къ ней любовь мою.»