— Какое-же у тебя семейство въ Марбургѣ ?
« Я женился тамъ. . . .
— Женился?... Впрочемъ, это дѣло хорошее, хотя и не кстати сдѣланное, если нечѣмъ было кормить жену. Какъ-же оставилъ ты ее?
« Въ домѣ отца и на произволъ Бога.
—Но ты еще долженъ былъ позаботиться о ней какъ человѣкъ и мужъ.
« Я не имѣлъ никакой возможности для этого.
Графъ прошелся по комнатѣ и началъ спрашивать его объ успѣхахъ, какіе сдѣлалъ онъ проживши въ Германіи четыре года. Быстрые,
основательные, умные отвѣты Ломоносова вскорѣ показали, кто онъ не даромъ провелъ это время.
— Хорошо, хорошо — прибавлялъ Графъ послѣ каждаго отвѣта его, и наконецъ сказалъ : — Жаль, кто ты опоздалъ родиться и не могъ застать въ живыхъ великаго благодѣтеля Россіи, Государя Петра Алексѣевика ! Утѣшилъ-бы ты его отекеское сердце , и нолучилъ-бы достойную награду за свой трудъ въ просвѣщеніи. А кто мы теперь ? Овцы безъ пастыря I
Онъ задумался на нѣсколько секундъ, и продолжалъ :
— Ты былъ-бы человѣкъ по сердцу этого великаго Государя. Насъ гналъ онъ къ наукамъ, въ Европу, а ты самъ бѣжалъ къ нимъ. Такой порывъ достоинъ вознагражденія и я съ своей стороны сдѣлаю для тебя все, что могу. Чего желаешь ты ?
« Если Ваше Сіятельство будете столько великодушны, то прежде всего дозвольте и пособите мнѣ возвратиться въ Петербургъ, чтобы я могъ дать Академіи отчетъ о своемъ путешествіи,
— Хорошо , я сдѣлаю это. Что тебѣ еще надобно? денегъ? бери ихъ, только не больше чѣмъ нужно.
« Приношу чувствительную признательность за ваше благодѣяніе ! Деньги нужны мнѣ только для переѣзда въ Россію.
— Разумѣется. Рублей десятка два довольно тебѣ для этого. Только ѣхать. надобно моремъ, а отсюда корабли не ходятъ, и потому должно возвратиться въ Амстердамъ. Однако ты проживи у меня нѣсколько дней. Осмотри городъ : онъ стоитъ вниманія.
« Я исполню всѣ приказанія Вашего Сіятельства.
— Это, братецъ, не приказаніе а совѣты. Напиши къ женѣ письмо, и я берусь доставить, его. Надобно успокоить бѣдную, а то она, вѣрно, не знаетъ что и думать о тебѣ.
Во всѣхъ этихъ словахъ Ломоносовъ слышалъ Русское сердце, видѣлъ заботливость добраго земляка, и забылъ знаменитость человѣка , съ которымъ говорилъ. Съ сердечною признательностью вышелъ онъ изъ кабинета Графа, и ожилъ духомъ. По приказанію Посланника, ему отвели хорошую комнату, довольствовали его столомъ, оказывали всѣ возможныя услуги.
Ломоносовъ не забылъ совѣтовъ Графа и прежде всего написалъ къ женѣ письмо, гдѣ сказывалъ ей о своемъ прибытіи въ Амстердамъ и оттуда въ Гагу, просилъ ее вѣрить
любви и заботливости его, но не посылать къ нему напрасно писемъ, потому что онъ и самъ еще не знаетъ о будущемъ своемъ мѣстопребываніи и назначеніи. Письмо вручилъ онъ Графу, который и отправилъ его, еще до отъѣзда Ломоносова изъ Гаги. Этотъ благодѣтельный вельможа всякій вечеръ призывалъ къ себѣ путешественника, говорилъ съ нимъ о многихъ предметахъ , спрашивалъ что осмотрѣлъ онъ въ Гагѣ, и притомъ объяснялъ ему многое самъ.
Но ни ласковость Графа , ни привлекательный городъ, ни добрые, трудолюбивые Голландцы не могли долго удержать Ломоносова. Вскорѣ ему стала скучна однообразная, хотя и красивая жизнь туземцевъ, надоѣли ихъ опрятные домы, ихъ великолѣпныя фабрики , и всѣ чудеса ихъ промышленности. Онъ не чувствовалъ никакой склонности, никакого влеченія къ этой матеріялъности , и потому любопытство простаго путешественника скоро утомилось, тѣмъ больше , что совсѣмъ другія помышленія и надежды тѣснились въ головѣ его. Самое это положеніе какой-то неопредѣленности, неокончательности въ назначеніи жизни, начинало тяготить его. Онъ сталъ просить Графа позволить ему ѣхать въ Амстердамъ. Тотъ съ неизмѣннымъ доброжелательствомъ исполнилъ его просьбу.
Ломоносовъ еще въ первый разъ видѣлъ шутъ вельможу, во всемъ блескѣ его могущества, великолѣпія и образа жизни. Ольдекопъ, хотя не столь радушный въ пріемѣ и сильный въ помощи, сдѣлалъ на него впечатлѣніе также пріятное, Между тѣмъ, вспомнимъ, какую жизнь велъ самъ и съ кѣмъ жилъ до сихъ поръ Ломоносовъ, и не будемъ удивляться, если онъ былъ очарованъ привлекательною стороною знатныхъ людей.
« Вотъ истинные люди ! » размышлялъ онъ, «Вотъ благодѣтели человѣчества!... Я испыталъ много измѣненій въ жизни; знаю людей разныхъ состояній ; я родился и выросъ посреди мужиковъ : это грубые, несносные, часто безсмысленные невѣжды ! Долго жилъ я подъ ферулою монаховъ, и нахожу , что для человѣка, назначаемаго къ свѣтской жизни, они не могутъ быть ни товарищами , ни друзьями , ни даже наставниками ; они живутъ въ какой-то особенной, только для нихъ пригодной сферѣ. О, какъ я радъ, что избавился наконецъ отъ Нѣмецкихъ ученыхъ и вообще отъ Нѣмецкой жизни ! Надоѣли мнѣ эти тощія души! Рускому надобно совсѣмъ иное : надобна иная душа, которая даетъ характеръ всѣмъ нашимъ поступкамъ , всѣмъ дѣйствіямъ и даже уму. И вотъ наконецъ я вижу , гдѣ сосредоточено все благородное, прекрасное, достойное человѣка!