Новый Президентъ не долго заставилъ ждать себя. Вскорѣ дверь въ залу, гдѣ собрались Гг. ученые , растворилась , и Графъ Кириллъ Григорьевичъ Разумовскій вышелъ къ нимъ.
Они знали, что Графъ былъ человѣкъ еще молодой , но все не ожидали увидѣть семнадцати-лѣтняго юношу. Да , ему было только 17 лѣтъ , когда Императрица назначила его Президентомъ Академіи; а черезъ пять лѣтъ онъ былъ уже въ Фельдмаршальскомъ рангѣ , Гетманомъ Малороссійскаго войска и главою Запорожской Сѣчи !
Ну, здравствуйте, добрые люди, здравствуйте!—сказалъ Графъ, между тѣмъ какъ всѣ ученыя головы преклонялись передъ нимъ. — Ну, вотъ я такъ и пойду рядкомъ , съ перваго до послѣдняго. Вѣдь надо со всѣми познакомиться. Ну, батюшко , ты кто ? — спросилъ онъ у
того , который , какъ старшій , стоялъ выше
всѣхъ, и былъ готовъ представлять своихъ товарищей,
«Герардъ Фридрихъ Миллеръ, Профессоръ Исторіи,» отвѣчалъ спрошенный,
— Мыллэръ ! — повторилъ Графъ , нарочно рѣзкимъ Малороссійскимъ выговоромъ, — Му-
дреная Нѣмецкая фамилія, а славно, батюшко, говоришь по-Русски : лучше меня!
«Имѣю честь представить вниманію Вашего Сіятельства господъ. Профессоровъ Академіи,» сказалъ .Миллеръ и началъ именовать своихъ товарищей, прибавляя какою наукою который занимается. Точно такъ-же представилъ онъ Адъюнктовъ и другихъ чиновниковъ. Графъ находилъ для каждаго ласковое слово , иногда приправленное остротой; но когда Миллеръ назвалъ Ломоносова, Графъ посмотрѣлъ на него пристально и молвилъ : — О-то голова ! Да такихъ со свѣчкой не сыщешь ! Добро, Г. Ломоносовъ : ужо мы съ вами будемъ за-панибрата ! Я малый добрый; только ты- полюби меня.
Ободренный простодушнымъ выраженіемъ Графа, Ломоносовъ отвѣчалъ ;
«Ваше Сіятельство найдете во мнѣ такого-же усерднаго исполнителя вашей воли , какъ и во всѣхъ вашихъ подчиненныхъ. Да поможетъ намъ Богъ только оправдать ваше милостивое вниманіе.
—О-же, красно заговорилъ , батюшко ! А мы люди задушевные : что думаемъ , то и говоримъ.
Когда , передъ . тѣмъ , очередь дошла до Тредьяковскаго, Графъ сказалъ , не дожидаясь объясненій Миллера :
Gc
— О, того ученаго мы знаемъ ! Здорово , братъ ! Будешь мнѣ писать вирши ?
Тредьяковскій зналъ , что вирши въ устахъ Малороссіянина значатъ просто стихи, и, пользуясь вызовомъ Графа, потянулъ изъ своего кармана длинную поздравительную оду.
Миллеру была страхъ непріятна эта нечаянность ; но онъ успокоился, когда Графъ съ улыбкой взялъ изъ рукъ отчаяннаго стихотворца новые стихи его, и молвилъ, глядя на большой исписанный листъ:
— О, да лихой-же писака ! Кабы всѣ писали по стольку, такъ и бумага вздорожала-бы !
Тредьяковскій проглотилъ эту пилюлю, позолоченную благосклоннымъ взглядомъ молодаго вельможи.
Аудіэнція кончилась скоро , и ученые стали раскланиваться , когда Графъ сказалъ прощаясь съ ними :
—Ну, теперь ждите меня къ себѣ въ гости! Я вашъ должникъ за визитъ !
Этотъ непродолжительный разговоръ показалъ однакожь господамъ ученымъ , что Графъ Кириллъ Григорьевичъ, не смотря на свою молодость, человѣкъ проницательный и хорошій цѣнитель людей. Таково было общее мнѣніе всѣхъ , бывшихъ у него ; но не такъ мыслилъ Ломоносовъ, который , пораздумавши, не былъ очень доволенъ своимъ новымъ начальникомъ.
«Это мальчикъ,» думалъ онъ, «острый, и кажется умный мальчикъ ; но какая отъ него можетъ быть помощь наукамъ! Такихъ-ли покровителей ожидаютъ онѣ у насъ, гдѣ все надобно строить съ фундамента , чтобы со временемъ воздвигнутъ достойный храмъ Музамъ! Да, сверхъ того , онъ занятъ своими придворными отношеніями; у него уже столько почетныхъ мѣстъ и должностей, что ему, съ самымъ добрымъ желаніемъ, достанетъ времени развѣ посмѣяться иногда надъ нами. Бѣдныя науки!»
Глава VIII.
Опасенія Ломоносова были не напрасны. Графъ Кириллъ. Григорьевичъ , благонамѣренный, добрый , умный человѣкъ , былъ точно слишкомъ молодъ, слишкомъ развлеченъ и, что всего хуже, ни сколько не способенъ для должности Президента Академіи Наукъ : эта должность служила для него только почетнымъ званіемъ. Онъ былъ очень хорошъ къ своимъ подчиненнымъ, любилъ шутить съ ними, но почти не занимался дѣлами, и отъ того благосклонность его часто упадала на пень и на колоду. Такъ, напримѣръ, къ большому огорченію Ломоносова, который все еще оставался Адъюнктомъ, бездарный Тредьяковскій получилъ званіе и каѳедру Профессора Краснорѣчія, или Елоквенціи, какъ называлъ онъ Краснорѣчіе! И это было не просто распоряженіемъ начальства, но волею Императрицы, то есть именнымъ указомъ, который исходатайствовалъ Разумовскій. И что-же побудило его къ этому, когда онъ, какъ