« Я прошу васъ, Ваше Высокородіе ,» началъ онъ опять, обращаясь къ Ивану Ивановичу, «доведите до свѣдѣнія Высочайшаго Двора о моихъ попыткахъ. Я первый сдѣлалъ заслугу сочиненіемъ Россійскихъ трагедій; неужели-жь трудъ мой пропадетъ безъ всякаго ободренія?
Шуваловъ засмѣялся и отвѣчалъ :
«Нѣтъ, почтеннѣйшій Александръ Петровичъ! Васъ наградитъ потомство, наградятъ и современники. Но вы знаете, что я не могу
исполнить вашего желанія. Говорите объ этомъ тѣмъ, кто постарше и посильнѣе меня.
—« Э, Ваше Высокородіе !» сказалъ почти съ огорченіемъ Сумароковъ. « Для потомства я надѣюсь сдѣлать еще многое. Первые-то опыты мои требуютъ ободренія. А что вы ссылаетесь на старшихъ, я знаю , что это одна отговорка. Я смышленяе нежели вы думаете.
«А для чего это вы произносите: позвольте спросить?» сказалъ какой-то довольно дородный человѣкъ, со звѣздой , сидѣвшій тутъ-же на софѣ.
— Для того , Ваше Сіятельство , что это правильнѣе выходитъ на письмѣ ; а мы должны въ разговорѣ такъ-же правильно выражаться какъ и въ книгѣ. Для этого и наука Грамматика.
«Вы, конечно, люди ученые, и знаете больше насъ ; но я никогда не слыхивалъ, чтобы кто нибудь выговаривалъ такъ. Да, вотъ кстати!... Рекомендуюсь вамъ , Г. Ломоносовъ ! Я Князь Яковъ Шаховской: прошу любить да жаловать Растолкуйте, дайте ума: какъ надо говорить: смышленяе или смышленѣе ? Я хоть человѣкъ не ученый, но, знаете, въ приказныхъ бумагахъ у насъ таки встрѣчаются разныя слова : на что-же писать ихъ не по правиламъ? Ну-ка, батюшко ! скажи.
—Ваше Сіятельство!—отвѣчалъ Ломоносовъ. — Я почелъ-бы за особенную честь изъяснить вамъ предложенный вопросъ , но думаю, что и Г. Сумароковъ только шутитъ. Если никто не говоритъ смышленяе, то какъ можетъ попасть это въ Грамматику , и съ какой стати можетъ быть правильно?
«Э, э! Г. Ломоносовъ. .. . Такъ этакъ-то?» воскликнулъ Сумароковъ. « Такъ вы больше вѣрите мужицкому навыку, нежели правиламъ? Да знаете-ли, что мы всѣ говоримъ неправильно ? Да, неправильно! Правила заключаются въ книгахъ. ...
—Да Богъ съ вами!—прервалъ Шаховской.— Я люблю правду, и скажу на отрѣзъ: коли что право, такъ право ! Не правда-ли , Г. Ломоносовъ ?
«Я не знаю , Ваше Сіятельство , въ какомъ смыслѣ изволите вы говорить....
— Какъ въ какомъ смыслѣ !... Да вотъ и нашъ начетчикъ ! Василій Кириловичъ ! поди сюда! — закричалъ онъ увидѣвши Тредьяковскаго , который вошелъ и понизивъ голову озирался на всѣ стороны. На голосъ Князя Шаховскаго онъ поспѣшилъ приблизиться, униженно кланяясь.
« Ну-ка, скажи, какъ надо говорить по правиламъ: смышленяе или смышленѣе ?
Тредьяковскій разинулъ ротѣ, и не понималъ, о чемъ спрашиваютъ его.
Ну-же, братецъ, говори!- продолжалъ Шаховской.
« Какъ изволите понимать, Сіятельнѣйшій Князь....» сказалъ Тредьяковскій.
— Да , что тутъ понимать , братецъ ? Ты знаешь, я люблю правду. Говори: какъ по вашей учености надо сказать : смышленяе пли смышленѣе ?
« Да , какъ угодно Вашему Сіятельству ! » отвѣчалъ Тредьяковскій.
— Ну, вотъ вамъ эти ученые! — сказалъ Шаховской, всталъ съ своего мѣста и пошелъ изъ комнаты.
Между тѣмъ Сумароковъ уже спорилъ съ кѣмъ-то опять о новомъ предметѣ. Окружавшіе эту ученую бесѣду хохотали, подходили , уходили, возвращались, и глядѣли на Гг. уче ныхъ съ безподобною веселостью. И. И. Шуваловъ также ушелъ куда-то, и Ломоносовъ, не видя больше его, видѣлъ что ему тутъ нечего дѣлать. Онъ отдалился отъ спорившихъ, когда глаза его встрѣтили Графа Кирилла Григорьевича Разумовскаго, шедшаго съ Графомъ Воронцовымъ.
«Г. Ломоносовъ !... » сказалъ Воронцовъ, протягивая къ нему руку.
— Здорово, батюшко, здорово ! — прибавилъ въ свою очередь Разумовскій.
« Вы совсѣмъ забыли меня , почтенный Профессоръ !» продолжалъ Воронцовъ.
Они остановились подлѣ Ломоносова, и дружескій разговоръ съ нимъ двухъ первѣйшихъ вельможъ обратилъ на себя вниманіе многихъ. Мало по малу приближались Графы, Князья, вельможи, просили познакомить ихъ съ удивительнымъ человѣкомъ, и нашъ поэтъ , недавно одинокій посреди толпы, былъ окруженъ знатнѣйшими людьми и осыпанъ вѣжливостями. Природный, хотя и не свѣтскій умъ помогалъ ему поддерживать свою роль благородно. Тутъ онъ чувствовалъ себя на своемъ мѣстѣ, потому что видѣлъ уваженіе къ своимъ дарованіямъ, видѣлъ, что каждый изъ приближавшихся почитаетъ какою-то обязанностью выразить свое удивленіе къ человѣку, надѣленному такъ щедро способностями ума. Неопытный поэтъ не подозрѣвалъ въ этомъ удивленіи никакой угодливости знатнымъ людямъ , и не успѣлъ еще сообразить, что дань хвалы, которую разсыпали передъ нимъ , больше относилась къ двумъ вельможамъ, нежели къ нему, потому что еслибы, ошибкой, они обошлись дружески съ Тредьяковскимъ, то Тредьяковскій замѣнилъ-бы его для толпы. Нѣкоторыя восклицанія и нелѣпые вопросы могли-бы показать ему, что на него