Карл вспыхнул, но тотчас утвердительно кивнул головой. Ему о продаже дачи мать и отчим еще ничего не сказали. "Ну что же, - подумал он, отличный случай окончательно отделиться от родных и начать вполне самостоятельную жизнь. Давно нет родного дома..."
Росси овладел собой и, отстраняя досадные мысли, с искренним восхищением стал хвалить убранство Останкинского дворца.
- Все свидетельствует о совершенстве вашего вкуса, Павел Иванович, о вашем великом таланте декоратора...
- А вот ихний граф, знать, невысоко ценит талант, - неожиданно тонким голосом сказал самокат" чик, - простую баньку им по-черному для людей заказал выстроить, это после расчудесного их дворца! Да это же так, словно б цветистую бабочку запрячь воду возить!
Он захохотал, но тут же застыдился, умолк, из угла стал глядеть волком.
- Должность крепостного архитектора таит в себе большие опасности, мрачно проговорил Аргунов, - и чем он даровитей, тем горше его судьба. Пройдет у барина каприз строить, и он вчерашнего творца, которым восхищалась хотя бы и Европа, повернет, пе моргнув, в лакеи, в свинопасы.
Аргунов прошелся по комнате и стал перед Росси.
- Вот бегаю я сейчас, как мальчишка, достаю для дачи образцы обоев, чиню мебель, которую любой столяр лучше меня чинить может. А как подрядчик ремонт затянул, мало считаясь с моими только что признанными заслугами, через канцелярию прислал граф мне лично позорный выговор с наложением смехотворного наказания, заставившего меня вспомнить детство, когда за шалости мать без сладкого оставляла.
- А ну-ну, какое такое наказание? - с веселым любопытством спросил Артамонов.
- Граф приказал снять меня со "скатертного стола", то есть с улучшенного довольствия, и перевести на харчи, общие с прислугой. Самое же обидное, что ничего я не строю с той самой минуты, как зарекомендовался первоклассным строителем.
Аргунов сел на место рядом с Росси и, невесело ухмыляясь, сказал:
- До нелепости сужен сейчас круг моей деятельности. Приставлен я, кроме всего прочего, к наблюдению за гуляющими в Фонтанном саду, дабы они фруктов, вишен, малины не рвали...
- Вот тут и запьешь горе водочкой, - щелкнул изобретатель себя по горлу, доканчивая речь Аргунова.
- Но ведь граф Шереметев не невежда, - возмутился Росси, - он учился в Лейденском университете, в искусстве, несомненно, понимает. Как же так грубо третировать художника?
- Понимание искусства не препятствует собственных крепостных художников считать своей вещью и распоряжаться ими как мебелью. Брат мой, Николай, прославленный своими портретами фельдмаршала
Шереметева и прочими, который на правах друга жил с барином за границей, - разве отпущен им на волю? Да о чем говорить, если сам Андрей Никифорович Воронихин вовсе недавно получил вольную.
Все минуту молчали, изобретатель убежденно сказал:
- Самокатами надо свободу себе добывать. Позабавишь барина, повеселишь, - он и размякнет. Господ потешать надоть, чтоб от них резону добиться, аль как наши сольвычегодские...
Самокатчик вскинул волосами, плотно сжал губы и страшновато подмигнул.
- А как же сольвычегодские? - насторожился Митя.
Самокатчик быстро оглянулся, пригнулся к Мите и шепнул:
- Митрополита Иакинфа тюкнули... Еще при покойной царице дело вышло. Несуразную барщину налагал монастырь. Терпели мужички, сколько хватило терпения, впоследок времени - тюкнули.
В дверях выглянуло испуганное лицо жены Брызгалова, и, словно на пожар, она крикнула;
- Паша, Саша, тятеньку встречать!
К изумлению присутствовавших, из-под ног, как собачонки, выкатились мальчишки-погодки. Они под скамейками играли в карты. У обоих были громадные головы в кудрях, круто завитых наподобие парика, желтые канифасовые панталончики, заправленные в желтые сапожки с кисточками на кривых, обручем, ногах. Нацепив на голову один - игрушечную казацкую шапку, другой - кивер, они, как были, в одних пунцовых шпензерах, кинулись на двор.
- Хозяйка, дети ваши простудятся, - крикнул женщине Митя.
- Они привычные, - равнодушно отозвалась хозяйка.
Через некоторое время мальчики вновь появились в сопровождении папаши Брызгалова. Паша нес его огромную бамбуковую трость с темляком на золотом шнуре, другой - Саша - нес треуголку с широким галуном.
У Брызгалова было сухое, морщинистое буро-красное лицо, с крючковатым, узким как клюв, синеватым носом. Из-под напудренных широких бровей блестели черные быстрые глаза, костлявый подбородок начисто выбрит. Ои походил на какую-то беспокойную нарядную птицу. Брызгалов важно поклонился и сел в кресло, а сыновья стали по сторонам. Отец отпустил сыновей мановением руки и осведомился у Росси, зачем пожаловал. Услышав, что за чертежами, встал, прошествовал в комнату. Долго там возился, так что мальчишки, шмыгнувшие опять под скамейку, успели, к забаве всех присутствующих, подраться, помириться и снова начать игру.
Брызгалов, переодетый в домашнее платье попроще, вынес чертежи и подал их Карлу.
- Все в сохранности, как было мне препоручено господином Бренной. Почтенный он зодчий по возрасту, и не к лицу б ему спешка. По пословице: поспешишь - людей насмешишь. А то и похуже, как у него с надписью над главным входом вышло. Читали вы?
- А что особенного в этой надписи?.. - уклончиво ответил Росси, желая послушать, что скажет сам Брызгалов.
- А то, что юродивая со Смоленского не сдуру о ней изрекла, вот что.
- И по-моему, в надписи ничего необыкновенного нет, - нарочно подзадоривал Брызгалова Митя.
- В обыкновенном исчислении букв - вся необыкновенность, - тоном открывающего великую тайну, понизив голос, сказал Брызгалов. - Ваш учитель приобвык за эти годы тащить на стройку замка что ни попало. Ухватил, не разобрав, изречение, заготовленное для собора святого Исаакия, и водрузил в замке над главным входом. Число букв надписи - сорок семь, столько же и годков нашему государю. Вернее - сёмый еще не ударил. Идет сёмый... в феврале ему стукнет.
Брызгалов обернулся на одни двери, на другие и, сильно труся, но и горя желанием поразить воображение слушателей, произнес значительно:
- Хорошо, коль благополучно сойдет ему этот годик. Плохие предзнаменования насчет этого дворца прорекла юродивая!
- Иван Семенович, уважаемый, поведайте нам... кто же мудрее вас в таких тонких делах разберется? - подольстился Аргунов.
- Только, чур, язык держать за зубами! - погрозил пальцем польщенный лестью Брызгалов и торжественно продолжал:
- Из предзнаменований перво-наперво виденье солдатово. Известно, что стоявшему на карауле в Летнем дворце явился в сиянии некий юноша и сказал: "Иди к императору, передай мою волю, дабы на сем месте заместо старого Летнего дворца храм был воздвигнут во имя архистратига Михаила". Донес солдат по начальству, довели до императора. Он солдата расспросил и сказал: "Мне уже самому известна воля архистратига, она будет исполнена". А кто есть оный архистратиг? - обвел всех строгим вопрошающим оком Брызгалов и сам себе важно ответил:
- Сей архистратиг изгнал из рая первых грехо-павших людей, и самого дьявола поразил он мечом. Ему положено являться с той поры в местах, где готовится особливо злое дело... Ох, недаром великий предок, царь Петр Алексеевич, о своем правнуке тревожится. Всем известно виденье, которое было императору. Князь Куракин свидетелем. За границей сам государь про это рассказал - публично. Не раз, дважды сказал великий царь: "Бедный, бедный Павел!"
- Аи впрямь - бедный, - сказал вдруг пришедший в волнение самокатчик. - Не ведает, что творит, сам себе яму роет - врагов с друзьями путает. Аракчееву, слыхать, потакает, когда он над покойной ма" тушкой царицей насмешки строит... Шутка ль, победные знамена екатерининского славного полка назвал во всеуслышание царицыны юбки? В Херсоне-городе сокрушен памятник Потемкину. В Новороссийскую губернию пришло, говорят, секретное предписание - до нашей Сибири молва донесла - тело светлейшего князя из склепа вынуть и псам кинуть...