Я вздрогнула. Книга с глухим стуком плюхнулась на парту. Я встретила взгляд
учителя и вдруг осознала, насколько нелегко ему далось это признание. Неужели...
неужели он чувствует то же, что и я?
- Она болела? - тихо спросила я.
- Рак, - без каких-либо эмоций произнес он.
- И когда это произошло?
- Семь лет назад... - Учитель горько усмехнулся. - Я до последнего верил, что она
выживет. Казалось, я боролся за нее... и вместо нее. Ей на тот момент было уже все
равно.
Он говорил отрешенно, без каких-либо признаков раздражения или злости. Мне
бы его самообладание. При малейшем упоминании о смерти отца я приходила в
бешенство. Мне хотелось заткнуть всем рты, чтобы не слышать. И вырвать из
груди сердце, чтобы не чувствовать...
- Простите...
Рыдания подступили к горлу, и я сглотнула, закусив губу. Затем, не выдержав,
сорвалась с места и выбежала из кабинета. Прислонилась к стене, спрятала лицо в
ладонях. Лишь усилием воли мне удалось сдержаться и не заплакать. Я не могу... Я
обещала...
- Мила... - рука учителя приятной тяжестью легла на плечо. - Я не хотел...
бередить ваши раны.
Я отняла руки от лица, встретила его полный боли взгляд, не удержавшись,
спросила:
- А ваша рана... она уже зажила?
Арсений Валерьевич тяжело вздохнул.
- Боюсь, Мила, такие раны не заживают. Я просто живу с этим и все.
- Но как? Ведь это так... больно?
- То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Фридрих Ницше, - добавил он с
улыбкой в ответ на мои сдвинутые брови. - Мне помогают книги, музыка...
Классическая музыка, - вновь улыбнулся учитель, наблюдая за тем, как я
скривилась. - В какой-то момент понимаешь, что ты не один со своим горем.
Миллионы людей теряют кого-то и чувствуют тоже самое, что и ты. Это... не
утешает, нет. Просто пропадает ощущение... своей уникальности, зацикленности
на себе.
- Вы считаете, что я... эгоистка?
- Мы все эгоисты - в той или иной мере. Горе же порой способствует нашей
обособленности от других, толкает к одиночеству, злобе. Но мы не одни, Мила... -
Внезапно его глаза засверкали, словно он что-то задумал. - Знаете, что... На
следующей неделе мы съездим с вами кое-куда. Это будет частью вашего обучения.
Хорошо?
- Хорошо.
Я была заинтригована.
Я зубрила на перемене очередное задание Арсения Валерьевича, когда
почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову от учебника, я
увидела наблюдающего за мной Артема. Он прямо-таки пожирал меня глаз. Все
внутри затрепетало, сердце болезненно сжалось. Я опустила голову, боясь, что он
заметит мое волнение и примет это на свой счет. Предательство со стороны
собственных чувств и тела раздражало.
- Ну как дела, несравненная моя? - оперся он бедром о подоконник, в нескольких
сантиметрах от меня.
- Все окей! - бодро ответила я, по-прежнему не поднимая на него глаз. - Ты как?
Цветешь и пахнешь?
- А ты думала, что я буду убиваться по тебе бесконечно?
- Что ты! - скривилась я. - И в мыслях не было.
В следующую секунду Темный вырвал у меня учебник и, схватив за руку, резко
притянул к себе.
- Тогда что за слухи ты распускаешь о нас? - зло процедил он сквозь зубы. -
Захотелось поиграть на моих нервах?
Я вперила в него немигающий взгляд.
- Что за бред? Зачем мне это?
- Вот ты и скажи мне, зачем делаешь вид, что безразлична ко мне, а сама... - он
сделал паузу и провел тыльной стороной ладони по моей щеке, от этого
прикосновения я вздрогнула и задрожала, - а сама, - продолжил он насмешливо, -
трепещешь стоит мне дотронуться до тебя?
Ну и самомнение!
- Слушай, Темный! - выдернула я локоть, отступив назад. - Мне все равно, что ты
там напридумывал в своих фантазиях. Мне по-прежнему плевать на тебя. И не
смей больше прикасаться ко мне. Понял?
- Мила, ты ври да не завирайся. - Он вновь притянул меня ближе и, едва касаясь
губами виска, хрипло произнес: - Твои губы произносят одно, а в глазах так и
плещется море страсти... Я ведь хорошо помню этот взгляд... не раз терял голову
из-за него... Ты уверена, что... ничего не чувствуешь ко мне? Ну же, Милка, будь
честна с самой собой...
Черт! Убить готова этого самовлюбленного мерзавца! Знает, подлец, какую силу