– Что это значит?! – Барон даже привстал от изумления.
Виктор достал серую каскетку:
– Эта каскетка украшала голову нападавшего, а потом он перебросил ее через соседний забор. Сегодня утром мадам д’Отрей сказала мне, что она принадлежит вам.
– Точнее, принадлежала, – поправил барон. – Она ведь валялась в шкафу в прихожей, не так ли, Габриэль? – обратился он к жене.
– Да, я положила ее туда недели две назад.
– А неделю назад я выбросил ее в бак с мусором, вместе со старым шарфом, съеденным молью. Наверное, ее подобрал какой-то бродяга.
– Вечером, во вторник и в среду, когда вы выходили на прогулку, вокруг дома папаши Леско кружили какие-то два типа, один из которых был в этой каскетке.
– У меня болела голова, и я вышел подышать, но отправился в другую сторону.
– Куда?
– По дороге в Сен-Клу.
– Вы кого-нибудь встретили?
– Возможно. Я не обратил внимания.
– А вчера вечером, в четверг, во сколько вы вернулись домой?
– В одиннадцать часов; я ужинал в Париже. Моя жена уже спала.
– Как говорит мадам, вы перекинулись парой слов.
– Ты уверена, Габриэль? Я уж и не помню.
– Ну как же! – настаивала она, подойдя к нему. – Вспомни… ты еще поцеловал меня. Однако то, что я у тебя потом спросила, не предназначено для ушей этого господина. Ах, до чего же глупо!..
Черты ее лица заострились, тяжелые щеки еще больше покраснели.
– Месье выполняет свой долг, Габриэль, – проговорил барон. – И у меня нет никаких оснований не помогать ему. Вы хотите знать, в котором часу я ушел сегодня утром? Около шести.
– Вы сели в поезд?
– Да.
– Однако никто из железнодорожников вас не видел.
– Я опоздал. Поезд только что ушел. В таких случаях я иду пешком до станции Севр, путь занимает двадцать пять минут. А мой сезонный билет позволяет мне сесть на поезд там, где захочу.
– На той станции вас знают?
– Не так хорошо, как здесь, к тому же там гораздо больше пассажиров. Но в купе я был один.
Он отвечал сразу, не раздумывая. Его четкие реплики отличались краткостью и укладывались в такую логичную систему защиты, что к ней, в сущности, невозможно было придраться… По крайней мере, если принять сказанное им за правду.
– Не могли бы вы, месье, завтра поехать со мной в Париж? – спросил Виктор. – Там мы встретимся с теми людьми, с которыми вы вчера вечером обедали и кого видели сегодня.
Едва он договорил, как Габриэль д’Отрей, явно донельзя возмущенная, буквально подскочила к нему. Вспомнив про удар, нанесенный ею месье Жерому, Виктор чуть не расхохотался: вид у дамы и впрямь был презабавнейший. Вытянув руку в направлении стены, где висела картинка с религиозным сюжетом, она воскликнула:
– Клянусь своим вечным спасением, мой муж говорит правду!..
Мысль принести клятву относительно предмета столь ничтожного тут же показалась ей неприемлемой, так что она ограничилась тем, что перекрестилась, прошептала несколько нежных и страстных слов супругу, обняла его и вышла из комнаты.
Мужчины остались стоять друг напротив друга. Барон молчал; Виктор с изумлением заметил, что щеки его собеседника, такого спокойного и безмятежного, покрыты слоем румян, как у женщины. А потом обратил внимание на необычайно усталый взгляд, черные круги вокруг глаз и рот с опустившимися уголками. Какая разительная перемена и какая быстрая!
– Вы на ложном пути, господин инспектор, – утомленно произнес барон. – Но ваше расследование грубо вторгается в мою личную жизнь и вынуждает меня делать неприятные признания. Помимо жены, к которой я питаю привязанность и уважение, я несколько месяцев назад стал встречаться в Париже с молодой женщиной, с которой я и обедал вчера вечером. Она проводила меня на вокзал Сен-Лазар, а сегодня утром, в семь, я снова с ней встретился.
– Отведите меня к ней завтра, – велел Виктор. – Я заеду за вами на автомобиле.
– Согласен, – без уверенности в голосе вымолвил барон.
Беседа произвела на Виктора какое-то странное впечатление, и чем больше он о ней размышлял, тем больше умозаключений рождалось в его голове…
В вечер пятницы он договорился с полицейским из Сен-Клу о наблюдении за домом барона до полуночи.
Ничего подозрительного не произошло.
Глава 3
Любовница барона
Все двадцать минут пути из Гарша в Париж они ехали молча, и, пожалуй, смиренное безмолвие спутника усиливало подозрения Виктора. Спокойствие барона не обманывало инспектора с тех пор, как он разглядел румяна на его лице. Сегодня их уже не было, а впалые щеки и желтоватый оттенок кожи свидетельствовали о лихорадке и бессонной ночи.