Выбрать главу

Джохар сразу понравился нашим студентам, особенно он подружился с преподавателем живописи Фаридом Фаттаховичем. Когда он приезжал ко мне в Смоленск, они подолгу беседовали на самые разные темы. Джохара можно было назвать блестящим молодым человеком в буквальном смысле этого слова. Волосы у него были цвета воронова крыла и блестели на солнце, и что бы он ни делал, все получалось блестяще, легко и с каким-то неуловимым изяществом. Когда, играя в волейбол, он отбивал мяч не только руками, но и головой, мы смотрели на это, как на цирковое представление, а он придумывал все новые и новые трюки, мяч оживал в его руках. Апогеем игры однажды был момент, когда Джохар вдруг быстро упал на обе руки и отбил мяч, почти уже упавший на центр площадки… спиной, очевидно, в знак полного пренебрежения к игрокам нашего «класса», а затем, глубоко о чем-то задумавшись, опустил голову и ушел…

Он часто шутил, но все его шутки казались мне волнами, играющими на блестящей поверхности моря, под которой скрывается постоянная неизбывная печаль.

Глава 2

В большой семье Джохар был тринадцатым, самым младшим и самым любимым ребенком. От первой старшей жены Даны у его отца Мусы было четверо сыновей — Бексолт, Бекмурза, Мурзабек и Рустам и две дочери — Альбика и Нурбика. От второй, Рабиат (или, как ее коротко называли, Лаби) — семеро: Махарби, Басхан, Халмурз, Джохар и три сестры — Базу, Басира и Хазу. Маленькими, дети от второй жены Лаби часто бегали к Дане, которая встречала их с неизменной лаской и нежностью, и сохранили любовь и уважение к ней до самой ее смерти.

Басхан, старший брат Джохара, рассказывал, что когда бы они к ней ни приходили, даже очень больная, она вставала с постели и, опираясь на колени, готовила им еду. Когда у нас родилась дочь, Джохар, в память о ней, предложил назвать ее Даной. Видимо, эта женщина отличалась истинным благородством. К сожалению, она рано ушла из жизни и увидеть ее мне не довелось.

Джохар, как и многие в Чечне, не знал точной даты своего рождения. Документы во время высылки потерялись, а детей было так много, что никто точно не помнил, кто когда родился. Говорят, в 1943 году, когда убирали пшеницу, более точной даты никто назвать не может.

Однажды Лаби с трехмесячным Джокером на руках пешком отправилась в соседнее село к родственникам, а на полпути к дому дорогу ей преградили трое волков. Они возникли совершенно неожиданно. В немом ужасе она застыла на месте, с безнадежным отчаянием глядя на сверкающие глаза и острые клыки окруживших ее со всех сторон голодных хищников. Некоторое время женщина стояла как вкопанная, уже почти смирившись с неизбежной судьбой, как вдруг раздался пронзительный плач младенца, все это время мирно спавшего у нее на руках. И… волки отступили, то и дело оглядываясь, нехотя ушли.

Накануне выселения Лаби осталась дома одна с детьми. Муса работал ветеринаром и в это время занимался отправкой овец в Грузию. По дьявольскому плану, разработанному до мельчайших подробностей, в домах чеченцев расселили российских солдат, прибывших якобы на учения. К ним, по неписаному чеченскому закону, относились как к гостям, жалели оторванных войной от родного дома людей. Где-то через месяц пожилой солдат-сверхсрочник, живший в доме, сообщил ей, что поступил приказ выселить их из селения за 24 часа. Молодая женщина заметалась в слезах, не зная, что предпринять. Солдат пригнал телегу и помог собрать все самое ценное, подсказал, что делать, — у самого была такая же семья в России. Погрузил на подводу швейную машинку, мешки с мукой, домотканые паласы, медные кувшины, теплую одежду. Вот так, на этой телеге, с грудным ребенком на руках, окруженная многочисленными детьми, зарывшимися в заснеженные паласы, через обледенелые горные перевалы спускалась Лаби с гор к поезду в Грозный.

Два дня, в оцеплении вооруженных солдат, ждали они на станции погрузки в товарные вагоны. Многие из тех, кого наспех, без вещей, запихнули в промерзшие грузовики, скончались. Русские, жившие у станции, слышали нескончаемые стоны.

А потом — мучительный путь…