Встав из-за стола, я направился в личную ванную. Набрав в ладони холодной воды, брызнул в лицо. Еще раз, потом еще… Ничто не могло разогнать туман в голове. Тогда я взял полотенце и вытерся. Но тут заметил свое отражение в зеркале и замер.
Я понял. Я превратился в того человека, которого презирал больше всех на свете, — в Дэвида Стоуна.
В конце концов, я сделал именно то, что мог сделать он, с той лишь разницей, что заплатил за долгосрочный контракт, а не взял ее на одну ночь. Я использовал ее для своих целей, совершенно не задумываясь, как это отразится на ней. Причем использовал, убедив себя, что она сама пошла на это и, следовательно, понимает, что делает. Может, оно так и было, но это не значит, что я должен был этим пользоваться. Что, если у нее с головой не все в порядке? Мне она ненормальной не казалась, однако кто в здравом уме пойдет на подобную сделку? Тот, кого приперли к стенке, вот кто.
Если я пользуюсь чьим-то безвыходным положением, чем я лучше Дэвида? И то, что я не знаю всех ее обстоятельств, — вовсе не оправдание. Можно было и догадаться: Дилейн, да и любая чокнутая шлюха, решилась бы на такое только в самом крайнем случае. Как ни крути, я повел себя неправильно.
Вернувшись в кабинет, я посмотрел на телефон, стоявший на письменном столе, мысленно приказывая ему зазвонить. Я, словно настоящий мазохист, хотел узнать, какие невзгоды толкнули ее на этот шаг. Живущий во мне благородный рыцарь рвался помочь ей. Вот только на самом деле я был не рыцарем, а злым гением.
Наверное, жизнь с Дилейн, пусть и недолгая, наградила меня каким-то суперэкстрасенсорным восприятием: уже в следующую секунду чертов телефон начал трезвонить. Вдруг мне расхотелось, чтобы это был Шерман: если он подтвердит мои подозрения, что Дилейн была в психушке, когда приняла это решение, я просто не буду знать, как поступить.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я взял трубку:
— Кроуфорд.
— Здравствуйте, Кроуфорд, это Шерман. Получил нужную вам информацию. Надеюсь, на этот раз не помешал?
Я вздохнул и сам услышал, как горестно прозвучал мой вздох.
— Не помешал, — сказал я и, затаив дыхание, приготовился слушать.
— Хорошо. Ручка и бумага есть под рукой? — по-деловому осведомился он.
Я достал из кармана ручку и придвинул к себе блокнот.
— Записываю.
— Дилейн Мэри Талбот, она же Лейни Талбот. — Как будто мне это нужно было напоминать. — Двадцать четыре года, живет в Хиллсборо, Иллинойс, с родителями, Фей и Маком Талбот. У меня есть адрес, если нужно, — предложил он.
— Разве не за это я плачу? — возбужденным тоном спросил я.
Шерман назвал адрес и вернулся к рассказу:
— В старшей школе она была круглой отличницей, но я не нашел никаких записей о том, чтобы она училась в каком-нибудь университете.
Меня нисколько не удивило, что она такая умная. Возможно, деньги ей понадобились на высшее образование?
— Далее: не похоже, чтобы она была компанейским человеком, но это и понятно. Отличники часто бывают затворниками.
Я сам был отличником, потому прекрасно знал, что это полная чушь.
— Все это довольно скучно, если спросите меня. — Я не спросил. — На нее почти ничего нет, поэтому я занялся ее родителями. Отец работал на фабрике, пока его не уволили за прогулы. У него были справки от врачей, но руководство не стало его держать. В документах значится, что он ухаживал за больной женой, Фей. Фей Талбот смертельно больна, в прямом смысле слова смертельно больна, и ей нужна пересадка сердца, — сказал он и замолчал.
В голове у меня промелькнули воспоминания, и, мысленно увидев закрытый гроб своей матери, я уронил ручку. Одновременно я потерял двоих людей, единственных, кого по-настоящему любил. Вот поэтому я отлично представлял, что должна чувствовать Дилейн. Но она здесь, со мной, а не рядом с матерью. Почему?
Я услышал, как Шерман пошуршал какими-то бумагами, и в трубке снова раздался его голос:
— Недавно от анонимного спонсора они получили большую сумму денег, но до этого дела у них, похоже, были совсем плохи. Счета за лечение, непогашенные кредиты… Может, они надеялись, что все это покроет медицинская страховка. Хотя если нет работы, то нет страховки.
О боже!
— В полиции на Дилейн ничего. Это все, что я смог узнать. — Шерман, вздохнув, умолк, ожидая моего ответа.
Я не знал, что сказать. Мой мозг все еще переваривал известие о том, что мать Дилейн умирает. В первый раз после смерти моей собственной матери мне захотелось плакать.