Виктор откинулся на спинку кресла и посмотрел на Улыбышева в упор.
— Сергей Александрович, давайте не будем тратить время друг друга. Я давно наблюдаю за вашей «деятельностью». Помню историю с «Сиб-Металлом», как вы продали их прокатный стан, стоивший десять миллионов долларов, за полтора. Помню и историю с «Дальстроем», где их парк японской техники ушел с молотка за треть цены. В обоих случаях покупателем была никому не известная фирма, зарегистрированная на вашу троюродную племянницу. Вы очень талантливо защищаете интересы кредиторов. Особенно тех, что живут на Кипре!
Улыбка медленно сползла с лица Улыбышева. Его глаза стали похожи на две ледышки.
— Я не понимаю, о чем вы, — процедил он.
— О, вы все прекрасно понимаете, — спокойно продолжил Виктор. — Так что давайте к делу. Сколько вы хотите? Лично себе. В конверте. За то, чтобы это «новейшее оборудование» было оценено по цене металлолома и продано на торгах без лишней шумихи моему представителю. Назовите цифру, и мы закончим этот приятный разговор.
В комнате повисла тишина. Улыбышев несколько секунд смотрел на Виктора, потом на меня. В его глазах шла быстрая, напряженная работа. Он взвешивал риски, оценивал выгоду.
— Пять процентов от реальной стоимости, — сказал он наконец глухим, изменившимся голосом.
— Два, — отрезал Виктор. — И на этом все. А вам следует подумать, что произойдет, если кто-то представит аналитическую записку о ваших предыдущих «подвигах» и поспособствует ее продвижению. Почему-то мне кажется, бежать вам придется очень далеко и очень быстро.
— Три, — после паузы сказал Улыбышев голосом, которым можно было бы заморозить Сахару.
— По рукам, — кивнул Виктор. — Мой помощник свяжется с вами завтра.
Мы встали и вышли, оставив его одного в этой стеклянной клетке. Сделка была заключена. Да, грязная, да, циничная, но такова реальность этого мира. Мира, где закон — это лишь инструмент в руках тех, у кого есть деньги и нет совести.
Воспоминания отхлынули, и вот я вновь вернулся к реальности, смотря в спину уходящего Селищева, как пьяный, идущего к лестнице. Да, черт побери, все эти «опекуны», управляющие, одним миром мазаны. И к этому сукину сыну тоже можно подобрать ключик. Знать бы только, как!
Я догнал его уже в гардеробе.
— Аристарх Ильич, — сказал я тихо. — Позвольте представиться. Тарановский. Коммерсант из Сибири.
Он посмотрел на меня мутными, ничего не выражающими глазами.
— Что вам угодно?
— Я хотел бы поговорить с вами об одном имении, опекуном коего вы являетесь, — сказал я. — Имении господ Левицких.
Глава 15
Он секунду помедлил, потом, оглянувшись, произнес:
— Я вас не знаю, но раз мы встретились в таком месте, уделю вам время. Пройдемте в курительную, там и поговорим!
Спустившись вниз, мы отправились в курительную. Шагая по дорогущему паркету, я лихорадочно соображал. Что я ему скажу? Как построить беседу?
Представиться посланником от тех самых французов-концессионеров? Глупо. Я не знаю ни их имен, ни деталей их договоренностей с Селищевым. Он задаст мне пару уточняющих вопросов, и я тут же провалюсь, выдав себя за самозванца.
Прийти от имени Мезенцева? Еще хуже. Мезенцев — простой помещик, они наверняка знакомы лично. Селищев сразу поймет, что я не тот, за кого себя выдаю.
Нет. Нужно было действовать тоньше. Не встраиваться в их схему, а ломать ее, создавая свою собственную. Я должен был предстать перед ним не мелким шантажистом, а представителем третьей, могущественной силы, о существовании которой он и не подозревал. Силы, чьи интересы он по своей глупости и жадности умудрился затронуть. Силы, которая могла его как вознести, так и раздавить.
И я придумал легенду. Легенду, основанную на реальных фактах, но поданную под нужным мне углом. Легенду, которую он не сможет проверить, но в которую будет вынужден поверить.
Мы прошли в курительную комнату. Здесь, после парадной суеты и звона бильярдной, тишина казалась оглушающей. Тяжелые портьеры из темно-зеленого бархата подавляли звуки, в огромном, отделанном мрамором камине, несмотря на летнюю жару, лениво тлели дубовые поленья. Воздух был пропитан густыми, почти осязаемыми ароматами турецкого и вирджинского табака, дорогих сигар и крепкого коньяка. В глубоких креслах, расставленных поодаль друг от друга, сидели солидные, важные господа. Они вели неспешные, тихие беседы.