Вообще история меня тяготит. Я считаю, что она излишня. Если бы можно было избавить мир от груза исторических воспоминаний, все было бы гораздо легче и проще.
Я убежден - лишите народы истории, пусть они как будто вчера только на земле появились, и они станут гораздо покладистее.
Все эти мешающие деловым отношениям разговоры о суверенитете, о национальной гордости, они же опираются на исторические воспоминания, традиции…
Вот мы предлагаем многим странам свою помощь, деньги, хотим разместить у них как можно больше своих войск, чтоб защищать их от красных, внешних и внутренних, а они сомневаются, медлят, отказываются. Почему? Они боятся потерять свою самостоятельность, суверенность. Их томят исторические воспоминания… У них мало денег, но они убеждены, что то, что они называют национальным величием, важнее денег. А величие, оно же создается не за один день, оно же создается веками! Вот я и говорю, отнимите у народов их слишком длинную историю, и они будут покладистее.
В этот ранний час шоссе было пустынно, и машина все набирала и набирала скорость. Я обратил внимание, что по сторонам дороги не было видно строений.
- Здесь было густое население, - как будто подслушал мои мысли генерал Стэк. - Все вокруг, все деревни мы снесли. Пусть вас не вводит в заблуждение этот пейзаж. Здесь и под землей, и на земле, и в воздухе всюду наша техника. И какая техника!
Исчезли холмы и рощи. О том, что здесь были деревья, напоминали пни - леса были вырублены. До са-мого горизонта тянулся низкий частокол пней, на смену им надвигались заброшенные невспаханные поля.
Я вспомнил госпожу Ахтмайер с ее птицами. Птицам в этих местах теперь делать было нечего, они здесь были ни к чему. И только я об этом подумал, как отдаленное гудение предупредило нас, что мы приближаемся к аэродрому. Это гудение сопровождало нас позже повсюду, от него некуда было спрятаться.
Мы въехали в Найсвиль, «город будущего», как называл его Стэк. По образцу Найсвиля строились все города укрепленного района. По сторонам очень широкой улицы тянулись серые гладкие здания с плоскими крышами. Они были совершенно одинаковыми, и, если бы не большие номера, висевшие на углу каждого дома, их невозможно было отличить друг от друга. Множество баров с неоновыми вывесками. Вперемежку с вывесками висели красные фонари… Жизнь здесь била ключом.
- Но зачем такие широкие улицы? - спросил я Стэка и заметил, что на улице нет тротуаров.
- Тротуары? - удивился генерал. - Разве эти улицы для людей? Люди могут ходить и задними дворами, если у них нет своих машин. Улицы для танков, для артиллерии, для самолетов, наконец. Взгляните, на эту мостовую может сесть тяжелый бомбардировщик. И взлететь отсюда ему будет удобно. Не правда ли? -с гордостью оглядывался Стэк, он притронулся к плечу шофера, чтоб тот ехал медленнее.
- На этом месте, - продолжал Стэк, - стояла какая-то деревня.
- Фогельзанг, - подсказал шофер.
- Да, да, Фогельзанг, - подтвердил генерал,- мы эту деревню снесли, а на улице, по которой мы с вами едем, был сквер, на котором росли огромные столетние дубы. Крестьяне из-за этого сквера очень волновались, не позволяли рубить деревья. Но кому нужен сквер? Местных жителей мы отсюда убрали, а наши ребята целуют своих девиц и на открытом месте, - Стэк добродушно рассмеялся.
Остальные города, которые показал мне Стэк, повторяли Найсвиль. В это утро я видел не один город. Я видел своими глазами то, что в этом веке придумали, чтоб, не слишком затрудняясь, всего одним выстрелом сносить целые города. Выстрел - город, еще один - второй, в три-четыре выстрела можно было разделаться с государством средних размеров.
Таков был этот век.
На расчищенной площадке у подножия горы, рядом с «Веселым Августином» стоял увитый зеленью с флагами по углам грузовик. Перед ним простиралась широкая лента новой дороги. Предполагалось, что по обе стороны грузовика, на дороге и на горе, разместится население ближайших еще не снесенных деревень и строившие дорогу рабочие. Но кроме расположившихся поодаль прямо на траве небольших групп, в которых преобладали, как более любопытные, женщины, некоторые держали на коленях детей; кроме этих редких групп, никого не было. Были еще многочисленные наряды полиции и несколько рот из «Национального общества любителей хорового пения». Из кафе «Веселый Августин» доносился стук шаров - там, как всегда, играли в кегли.