— Ты ставишь меня перед выбором? — худощавое лицо его скривилось, не желая верить в происходящее, — Ты хочешь услышать правду? Правду, которую скрывают от тебя?
Элисон лишь молча кивнула, пряча свой взгляд. Клод видел, что девушке вовсе уже не нужен ответ — она знает его наперёд. Оттого лицо её побагровело, а в висках застучала кровь. Он не видел того, но юная особа крепко сжимала лезвие ножа в руке. Она слишком привыкла наносить своему телу увечья и ужасно боялась, что кто-то заметит шрамы, синяки на её теле. Брюнетка была слишком эмоциональна, и когда переживания овладевали ей, в голову вбивалась идея, что несовладание с собственными чувствами сведёт её с ума. Физическая боль помогала справиться с душевным беспокойством, хотя имела себе цену.
Ей захотелось вскрикнуть, когда к ней пришло осознание, что порез был слишком глубокий, но она лишь плотно сжала губы и выпустила лезвие из ладони.
— Боже, ты также глупа, как и твой отец! Полагаю, Хайвэл не рассказал правду о смерти Виктора? Верно, не рассказал. Он не был болен, не умер он от преклонного возраста или по воле божьей, он покончил с собой из-за своей же глупости.
— Как вы смеете такое говорить?!
— Он предал свою идею, оставил совсем юного сына с тяжелобольной Элизабет и уж совершенно не думал о тебе или Айзеке…
Фролло резко оборвал свою речь, осознавая, что уже наговорил лишнего, в чём и убедился, когда взглянул на супругу. Она вся дрожала, а лицо её менялось до неузнаваемости, горечь, смешанная с глубоким разочарованием и злобой, искрилась в совсем ещё юных чертах. Глаза её сжимались не в силах лицезреть собственную беспомощность.
Девушка даже перестала дышать. Ей казалось, что если посмеет она вздохнуть, то непременно задохнётся отравленным и угнетающим сознание воздухом.
Она посмела раскрыть глаза, когда ощутила совсем холодные ладони на своих плечах.
— Замолчите же!
— Элисон, послушай меня, Бог свидетель, что я не искал в тебе ничего, кроме тебя самой. Я поклялся принять тебя со всеми недостатками, поклялся в любви к тебе, поклялся забыть все, что было позади тебя и после всего, что я дал тебе, ты хочешь уйти?
Мужчина ещё сильнее прижал девушку к себе, надеясь, что та успокоится. Но она продолжала дёргаться и бить маленькими кулачками по его груди. Она старалась оттолкнуть его, но, наверное, даже стену сдвинуть было легче.
— Замолчите! Я не хочу видеть Вас! Я не хочу слышать Ваш голос!
— Ты дала слово перед Богом, ты обязана принять меня!
— Тогда я отказываюсь от своей клятвы!
Брюнетка уже готовилась получить очередные оскорбительные эпитеты в свою сторону, но гнев вдруг исчез с мужского лица, а руки, крепко сдавливающие её тельце, ослабли. Судья заметно помрачнел и глаза его потускнели, совершенно утратив яростный блеск.
— Иосиф отвезёт тебя к брату.
========== Часть 23 ==========
В комнате было два человека. Восседавший в кресле мужчина смотрел на нежное лицо молодой девушки, что освещал одинокий подсвечник. Она сидела на полу, прижав колени к груди. Взгляд её был пуст и создавалось ощущение, что она смотрела в никуда. Хайвэл с большим трудом пытался разглядеть в этом существе свою сестру. Элисон была похожа на брошенного щенка, которому просто ничего не оставалось кроме того, как поскуливать от холода и сидеть на холодном полу, поджав хвост.
Её лицо за последние дни изменилось до неузнаваемости. Наивный, совсем ещё детский блеск в глазах исчез и на место его пришёл холодный, совсем пустой взгляд. Лорду даже на время показалось, что взор этот принадлежит его суровому отцу, а вовсе не юной и беспечной сестре. На тонких губах уже не покоилась улыбка и даже печаль не посмела оставить свой след на них.
Юноша не видел в аристократке ровным счетом никаких эмоций. На их место явилась какая-то странная черта, которую он не мог уловить, не был способен даже на шаг приблизиться к ней. Брови её не хмурились, гладкую кожу не потревожили новые морщинки, но мужчину не покидало чувство, что брюнетка будто бы повзрослела и откинула свои девичьи мечтания далеко за горизонт. От мысли этой ему даже на мгновение стало дурно.
Конечно, порой чрезмерная несерьёзность брата или сестры раздражала его, но после смерти Айзека, он осознал, что эмоциональность их была единственной вещью, благодаря которой он до сих пор держался на ногах.
Чувственность сестры и необъятная любовь брата к жизни двигали им, придавали его жизнь смысл. Пылкость Элисон спасала мужчину от всепоглощающей вины за смерть брата, а сейчас он смотрел на юную девушку и видел в ней себя. Видел в ней человека, который способен жить лишь питаясь чужими эмоциями, который не способен испытывать даже малейшее разочарование, даже мимолётную радость. Ей придётся придавать своей жизни смысл до тех пор, пока она не осознает всю бесполезность своего существования, пока не потеряется в пьянстве, в разврате и в конце концов в одиночестве.
Кажется Элисон была обречена на его же участь. Девушка проваливалась в бездну, она жаждала окунуться в этот омут, провалиться так глубоко, чтобы никто её не смог достать. Она не видела смысла в борьбе, не видела смысла в свободе, но и сил убивать себя у неё тоже нет. Нет даже чего-то малого, что раньше казалось намного большим. Девушка послушно позволила тьме окутать себя и унести в пропасть.
И они сидели с опущенными головами в комнате, в доме, в котором уже никогда не раздастся смех, никогда не мелькнёт улыбка, никогда не упадёт слеза. И брошенный щенок больше не сможет счастливо вилять хвостиком.
— Как тебе Париж?
Вопрос мужчины заставил девушку вопросительно поднять глаза. Она не знает, как долго они сидели в этом помещении, но за окном уже всходило солнце. Они так долго молчали, что она почти уже позабыла, что умеет говорит, что слова нужны для чего-то.
— Прелестные узкие, грязные, сырые улицы, — она поджала губы, пытаясь вспомнить хоть одно приятное воспоминание, но все, что когда-то казалось ей приятным стало в один миг противным, — Притоны разврата, оскверняющие величественные соборы, и гнусная вонь, оскорбляющие лицо города, подобно язвам.
— Очаровательно, правда?
Хайвэл продолжал настороженно смотреть на сестру, пытаясь уловить на её лице хотя бы единую эмоцию, но та даже не нахмурилась.
— Пожалуй, не следовало нам покидать Англию.
Наконец с её губ сорвался прерывистый вздох. Она ранее не решалась произнести даже слова, опасаясь, что брат утопит её в безграничном количестве вопросов. Хайвэл никогда не подходил к волнующей его теме сразу. Всегда начинал издалека.
— Я предлагаю тебе поиграть в одну игру. Насколько я знаю, ты любишь игры.
Девушка внимательно наблюдала за мужчиной, что впервые за несколько часов решил подняться с кресла. Ловкими, но в тоже время величественными шагами он приблизился к стеллажу с алкоголем. Элисон невольно вспомнила отца. Хоть и все говорили, что Айзек был больше похож на Виктора, девушка всегда убеждалась в обратном. Если младший брат и походил на отца, то только внешними данными. Хайвэл же говорил, двигался, вполне вероятно, что он даже думал, как отец.
Тем временем мужчина уже успел взять в руки два серебряных стакана и последнюю бутылку виски, которой к слову очень дорожил и хранил на крайний случай. Но по его недовольному выражению лица можно было понять, что мера эта вынужденная. Он боролся с желанием поставить бутылку на место и взять какое-нибудь французское вино, но оно бы полностью нарушило его планы.
— Правила очень просто, — Хайвэл присел напротив сестры и, положив бокалы на пол, наполнил их алкоголем, — Либо отвечаешь на вопрос, либо пьёшь.
— Ты думаешь, что я никогда не пила? — Элисон посмотрела на брата, оценивающим взглядом.
— Значит, будем считать, что ты согласна. Итак, — юноша пододвинул стакан к сестре, — Где ты была всё это время?