Выбрать главу

Девчонка посчитала себя вправе полюбопытствовать относительно его родителей, но когда Минёр ответил, что мать его сгорела во время бомбежки и отец погиб неизвестно где, Она ни с того ни с сего извинилась и виновато сообщила:

«Мои папа и мама похоронены на кладбище… — Словно бы то, что Ее родители на кладбище, давало Ей какие-то преимущества перед ним. — Давайте я покажу вам могилки?»

«Сейчас?» — уточнил Минер.

Она оглянулась. Было почти темно.

«Ой, нет, конечно! Идемте назад. Давайте, лучше завтра? Ну, вот так, когда я вас догнала, — в это время. Хотите?»

Добавила:

«Прямо на этом месте увидимся. Ладно?»

Я умышленно воспроизвел для вас этот пространный диалог почти дословно. Как видите, уже с самого начала инициатива принадлежала не Минеру. Но тем достовернее надо считать сведения, добытые нами у него, и тем правдивее — мой рассказ. Ибо вот как примерно выглядело бы то же самое в интерпретации, допустим, Старшего Лейтенанта:

…Поезд еще не подошел к перрону, а он уже слышал звуки оркестра, и выстроенные на привокзальной площади (все до единой) женщины городка держали равнение на его вагон… Потом он гулял по улицам, играя золочеными ножнами своего оружия, когда к нему подскочила оробевшая до истерики блондинка… Но в парке он оказался бы почему-то с брюнеткой. Наутро припоминал бы каштановые косы… А на вопрос, откуда же в конце концов появилась эта последняя, с не очень темно-русыми волосами, ответил бы…

Впрочем, я не представляю, что бы он ответил. Знаю только, что в этом не было бы ни слова правды.

Вам доводилось встречать человека, который мог бы болтать в течение нескольких часов, не сказав при этом ни единого слова правды, не поставив ни одной правдивой запятой?..

Минер тогда не оценил еще всех последствий сложившейся ситуации.

Он дрогнул от первого смутного предчувствия, когда, шагая по ухабистой дороге, взял Девчонку под руку и к нему (совершенно естественно) прижалось Ее плечо.

Затем, когда Она решительно отказалась от провожанья, заявив, что он еще плохо ориентируется в городе, а Ей бояться нечего, Она даже любит ночь, и в полной темноте, вопреки представлениям Минера о мужестве, сама довела его до гостиницы, — Минер был окончательно выбит из привычной для него колеи и, должно быть, не воспользовался даже теми двумя междометиями, которые выручали его во всех других случаях жизни.

С этой минуты покой его был утрачен.

Она быстро исчезла в темноте, а он поднялся в номер и долго стоял, не зажигая света, глядя на брошенную как попало шинель в углу кровати.

Его сосед по номеру, завфермой из какого-то колхоза, уже спал. Минер, стараясь не шуметь, разделся, но, в отличие от соседа, уснуть не мог.

Все утро он метался по номеру в простенке у входной двери: взад-вперед, взад-вперед.

А завфермой, купивший по случаю завершения всех своих дел в районе бутылку тридцать третьего портвейна, сидел у тумбочки и, запивая вином домашнюю колбасу, начинял Минера сведениями из колхозной жизни.

Минер знал уже о срочной необходимости того, чтобы ремонтно-техническую станцию «поганка съела», что существует «растреклятый» Сельстрой, который «строй, да не сель», что выделяет завфермой корма Авдотье и Дарье «тютелька в тютельку», а у Авдотьи коровы пузатые, «хошь у барабан бей», у Дарьи же — «что мощи твои»…

Минер вышагивал взад-вперед.

Он решил уехать сегодня…

Да, но сами подумайте: можно ли обмануть человека?

Явится Девчонка и будет одна-одинешенька стоять в парке! Ждать…

Ему бы надо с вечера предпринять что-нибудь.

Ведь он действительно не мог не почувствовать эту связь между ними уже тогда, когда она сказала: «А у меня бабушка есть…», когда он остановился, когда они поглядели друг на друга… Все время потом существовала эта связь.

Минер вышагивал, а завфермой продолжал о своем: приехала в колхоз корреспондентка какая-то, «на назём» ему тетрадкой «тычет»: «Почему навоз?» И за юбчонку двумя пальцами, дескать: «Фи!» А у самой юбчонка-то выше колен. Потом ничего написала, правда. «За исключением некоторых недостатков». «Некоторые недостатки» — это он, завфермой.

«Юбчонка… Юбчонка… — думал Минер. — Именно так. Юбчонка, ножонка, ручонка… — всё уменьшительно».

И не слушая завфермой, Минер придумал спасительную идею: его должны «вызвать в часть»! Срочно.

И достаточно письма: так, мол, и так… Но где взять Ее адрес?

Оставалась надежда увидеться с Нею теперь же, днем, будто случайно.

И Минер часа три ходил по улице неподалеку от места, где встретил Ее…

А к вечеру снял смазку с кортика, вычистил ножны, до блеска надраил пуговицы куртки и задолго до назначенного времени уже был в парке.

Не буду вдаваться в подробности этого нового свидания. Но замечу, что Минера не покидала благородная мысль сообщить Ей о «срочном вызове». Однако сообщить он не смог. Во-первых, потому, что Она обрадовалась ему. А во-вторых, потому, что он до такой степени был изумлен Ее новым видом, что с минуту или две вообще не мог говорить, то есть опять на время забыл об этой своей способности.

Она пришла в белых туфлях «на высоком» и в черном костюмчике. Жакет и юбка так плотно облегали Ее фигуру, что грудь и бедра Ее уже не казались девчоночьими.

Только прическу, надо полагать, Она сделала, как накануне, ибо эта прическа шла Ей.

Словом, за одну короткую ночь подросток неожиданно превратился в девушку.

Как это удается им — спросите у девятнадцатилетних девчонок.

Она сказала «здравствуйте». А он кивнул.

«Я хотела прийти первой, — виноватым голосом сказала Она. — Но смотрю — солнце еще высоко. Вы не сердитесь?»

Он тряхнул головой: нет…

На этот раз они действительно говорили о море. Но не он, а она, потому что любила море и еще потому, что никогда не видела его…

Потом были опять свидания, которые начинались где-то одновременно с зарей на востоке, а заканчивались, когда угасала заря на западе. И были они каждый день.

Таким образом, времени на раскаянье оставалось у Минера мало. Но был он человеком твердым, а потому, однажды просидев с Нею до восхода луны, решил одним ударом разрубить все узлы и заявил, что уезжает нынешней ночью. Так как, с одной стороны, он получил срочный вызов, с другой стороны, его вообще беспокоит, как там Северный Ледовитый океан. И, наконец, он попросту не должен был, не имел права встречаться с ней — это глупость с его стороны.

После чего глаза у нее вдруг сделались широченными и мокрыми. Он сразу оборвал свое выступление, а Она вскочила и быстрехонько зашагала прочь от него, но почему-то не к выходу, а в одну из аллей, в глубь парка.

После чего он догнал Ее и хотел объяснить, что в действительности-то он идиотски рад встречи с нею, что он мог бы для Нее…

Но тут как-то получилось, что губы их оказались слишком уж близко друг к другу, и всякие объяснения утратили смысл.

Ночью Минер опять казнился.

Что Она подумает о нем завтра?

Ровно через три недели со дня приезда Минера в город они сидели рядом перед Ее бабушкой и молчали. Бабушка, с интересом разглядывая их, молчала тоже.

Внучка была бледной. А Минер, наш мужественный, наш бесстрашный Минер, то краснел, то синел. Причем, сдается мне, без переходных оттенков.

Первой не выдержала Она, выпалила:

«Бабушка, мы решили пожениться!»

«Дыть чего ж, — с готовностью отозвалась Бабушка. — Эт я знаю. Эт весь город знает. Эт завсегда у нас так, что все знают».

Минер сидел ошеломленный.

А Бабушка продолжала:

«Дай вам господи счастья. Чего ж. Я благословляю…»

Она не дала Бабушке договорить. Она кинулась на нее и принялась целовать в щеки, в лоб, в нос, в темя. Словом, куда придется.

Глядя на этот фейерверк поцелуев, Минер мало-помалу пришел в себя и уже ни в чем не каялся.

Тетенька в ЗАГСе отказалась расписать их и даже замахала руками: