— Ты чего там бормочешь? — прервал его размышления Гриша. — Кого это «ждать»?
— Я?.. — Аркадий смутился. У него была манера нашептывать свои мысли вслух. — Наверное, рифма пришла, — неуверенно сказал, отворачиваясь к стенке.
— Пора бы поторопиться, если уж договорились идти, — напомнил Гриша. — Я как-то на дни рождения и на похороны опаздывать не привык.
— А без меня нельзя?
— Смотри сам.
Аркадий подумал, что все равно скоро не уснет, а валяться весь вечер на койке тоже не годится — тоска заест. Так как Гриша не имел привычки упрашивать, он нехотя (так, чтобы Гриша понял, какое ему делают одолжение) свесил с койки ноги и лениво потянулся.
— Можете, Григорий Иваныч, мною располагать.
— Добро, — отвечал Гриша таким ровным голосом, что нельзя было определить, доволен он или же просто согласен с тем, что ему сказали.
Но Аркадий все больше вдохновлялся.
— Прошу тебя, давай наденем парадную форму. Пусть Берта знает, что для нас ее день рождения — праздник. И оружие прицепим. — Он достал со шкафа чемодан и принялся искать в белье свой кортик.
Гриша снисходительно улыбнулся, однако возражать не стал.
— Как ты думаешь, — продолжал суетиться Аркадий, — подарить ей томик Лермонтова — это ничего?
— Сойдет, — бесстрастно согласился Гриша. — Она тоже приготовила тебе какой-то сюрприз.
— Да ну? — с любопытством оживился Аркадий. — Она тебе сказала? И какой?
— Этого я не знаю. Женский секрет.
Из дому вышли в сумерки. Свернули на проселочную дорогу, которая от шоссе уходила к роще, огибая край болота и пробиваясь через густое ячменное поле. Солнце село за лес. В предчувствии теплой вечерней сырости робко начинали квакать лягушки. Над дорогой столбом вилась мошка, лениво изгибаясь в безветрии, точно зарождающийся смерч.
Хутор, где жила Берта, был в получасе ходьбы от города. Аркадию никогда там не случалось бывать, хотя нередко проходил мимо, отправляясь в свободное время побродить по лесу. Прежде само существование близ дороги нескольких аккуратных, крытых черепицей домиков, разместившихся, как на островке, под старыми липами, его занимало не больше, чем любое другое место на земле, где жили незнакомые люди. Теперь было иначе. Все, что его огорчало, радовало, возбуждало и успокаивало минувшим днем, представлялось менее значительным, чем те новые обстоятельства, в которых он оказался, согласившись пойти вместе с Гришей к его Берте. Он весь был в предчувствии необычности приготовленного ему сюрприза. То ему казалось, что Берта, отвергнув Гришу, непременно объяснится ему в любви, то предполагал, что ему подарят хорошенького котенка, непременно с голубым бантом на шее. Вернее же всего — угостят обещанной салакой.
Толкнув рукой калитку в невысоком решетчатом заборе, Гриша пропустил вперед Аркадия с той самоуверенной небрежностью, с какой хозяин вводит в свой дом гостя. Аркадий увидел довольно просторный двор, заросший вдоль ограды густой стеной крыжовника и малины. Весь участок был разбит на грядки, дорожки, клумбы. Каждый клочок земли старательно ухожен и прибран. Дом кирпичный, с широкими окнами и мансардой — такие обычно ставят на побережье эстонские рыбаки. Крыльцо заменял небольшой навес, который с одной стороны подпирала увитая плющом кирпичная кладка с асимметричными сквозными проемами в виде кругов, квадратов и прямоугольников. Входная дверь, как бы раздваивалась сверху донизу узким застекленным окном, через него из прихожей сочился неяркий свет. От калитки до порога вела широкая, выложенная пористым известняковым плитняком дорожка.
В сгустившихся сумерках пахло цветами, дымом и резковатым запахом навоза. Где-то за домом, в сарае, тяжело вздыхала и хрупала сеном корова. У самой двери вскочил здоровенный пес. Он раза два глухо подал голос — не угрожающе, а как бы недовольно интересуясь: «Ну кто там еще?..» Узнав Гришу, лениво мотнул хвостом и снова улегся на место, положив длинную скучную морду на лапы.
Вошли в прихожую. Постучав и не дождавшись ответа, Гриша открыл дверь в комнату. Она была просторной, со вкусом обставлена мебелью и выглядела не хуже любой городской квартиры, расположенной где-нибудь в Мустамяэ[6]. Гриша бесцеремонно заглянул в соседнюю комнату, где свет не горел, потом на кухню.
— Никого, куда-то вышла.
Аркадий в нерешительности затоптался в дверях, не зная, куда девать свою мичманку. Гриша взял ее и, ловко метнув через порог, нацепил на оленьи рога, висевшие на стене в прихожей. И все-таки Аркадию было неловко в этой незнакомой большой комнате, словно он сомневался, действительно ли рады будут хозяева их приходу…