- Пошли, - отозвался сигнальщик.
- Идем, - почти весело сообщил мне штурман, снова пришедший в рубку. Держи пока в кильватер "Дерзновенного", потом дивизион будет перестраиваться для отбития атак.
- Лево на борт! - приказали мне.
Острый нос корабля поплыл влево, в смотровое окно сразу плеснуло соленой горечью, и мимо нашего борта незаметно проскользнул небольшой скалистый островок. Отныне вся моя сила ушла в пальцы рук, обхватившие манипуляторы, все внимание, весь разум, все существо сосредоточилось на командах и на приборах.
И вот первая океанская волна грубо и могуче толкнула эсминец в правую скулу. Корабль подмял ее под себя, разломил на две части, словно краюху мягкого хлеба, и, окутавшись тучей брызг, взлетел на другой гребень. Высокие шеренги водяных валов, перевитые барашками белой пены, теперь шли и шли на нас, наступая с севера ровным гудящим строем.
Приближался выход в открытый океан.
4
Где-то в стылой, тяжелой воде таятся сейчас невидимками хищные стальные тела вражеских подлодок. Для них не существует нашего праздника дня Революции. В глухую штормовую ночь им еще лучше разбойничать, и они ползают на глубине, контролируя выходы с нашего рейда.
Мы готовимся встретить их, они - нас.
Там, в душной атмосфере отсеков, что отравлена испарениями аккумуляторов, люди другого мира тоже ожидают сражения. Матросы в черных свитерах с белыми орлами на груди, давно не бритые и усталые, сидят у приборов, наспех дожевывают шоколад и галеты, тихо играют, наверное, на губных гармошках, чтобы убить страшное молчание ледяной пучины; и вестовой, наверное, подносит командиру чашечку крепкого кофе перед боем; гитлеровский офицер, не отходя от перископов, выпивает ее и, может быть, думает: а вдруг эта чашечка последняя в его жизни?..
Не оборачиваясь, я услышал, как командир подошел к акустику, спросил его:
- Ну как? Пока все спокойно?..
- Пока да, - ответил акустик. - На "Сокрушающем" вот, видать, лопасть винта погнута, режет воду со свистом. Косяк рыбы прошел под нами, а больше ничего не слышно, товарищ командир.
И вдруг весь корабль зазвенел от сильного подводного удара. Я видел, как вдалеке перед нами выросло два столба воды, поднятых взрывами к небу, и в этот же момент сигнальщик доложил:
- На "Дерзновенном" нащупали подводную лодку противника! Флагман приказывает начать контрольное бомбометание!
Но он еще не успел докончить начатой фразы, как акустик толчком выбил дверь своей рубки и закричал:
- Подводная лодка!.. Дистанция. курсовой угол. Идет от берега со скоростью пять узлов.
- Право руля! - скомандовали мне. Я развернул корабль и откинул смотровые окна. Теперь прямо в мое лицо летели клочья соленой пены, ветер перебивал дыхание, но зато мне было все видно.
Эсминец, завершив поворот, выходил на бомбометание. Сейчас на корме матросы катили тяжелые бочки глубинных бомб, чтобы сбросить их за борт. Все море грохотало и кипело от взрывов. Но это было еще не самое страшное, и я, как и все, был спокоен, пока сигнальщик не крикнул снова:
- Правый борт!.. Курсовой. Две торпеды идут на нас!
5
Орудия уже открыли огонь противолодочными снарядами.
Прямо под моей рубкой пушечный хобот выкидывал в черноту ночи багровые сгустки пламени, пироксилиновая вонь проникала в рубку.
Я быстро взглянул в бортовой иллюминатор. Да, откуда-то издалека тянулись в нашу сторону два светлых пенистых шлейфа взбудораженной торпедами воды. Иногда в толчее волн они пропадали совсем, потом снова показывались, неумолимо приближаясь к нашему борту.
В этот момент командир встал рядом со мною, положил мне на плечо свою тяжелую руку в кожаной перчатке:
- Поворот направо, - почти тихо сказал он мне. - Больше клади руль на борт. До самого упора клади. Так, так.
Эсминец лег на воду почти всем бортом, волны теперь гуляли по верхней палубе. Вода колобродила даже на орудийных площадках, и я мельком увидел, как комендоры, прекратив на время стрельбу, хватались за пеньковые сетки, чтобы волны не сбросили их за борт.
- Прямо руль! - вдруг жестко скомандовал мне командир.
Корабль рывком выпрямился, и вода, словно испугавшись чего-то, мгновенно схлынула с палубы. Теперь мы шли навстречу торпедам, и я понял, что командир решил сбить их с курса, отшвырнуть от себя работой винтов. И когда смерть оказалась совсем рядом, поверх моих рук легли ладони командира. Навалившись на меня сзади, он сам круто повернул манипуляторы. "Грозный" подставил торпедам свою корму, и две торпеды, попав в громадные каскады воды, были отброшены в сторону.
Мое лицо было давно уже мокрым от воды и слез, выжатых из глаз напором ветра, но в этот момент мне показалось, что я заливаюсь путом, и невольно вытер лицо рукавом бушлата.
"Усилить огонь!" - услышал я за спиной голос своего командира, и машинный телеграф звякнул несколько раз, приказывая машинистам увеличить скорость.
б
Дивизион эскадренных миноносцев летел на полных оборотах винтов.
В смотровое окно я видел ныряющий в провалах волн форштевень миноносца, я видел, как полубак корабля выкидывается наверх, подбрасывая на себе тонны штормовой воды. Я уже мог разглядеть перед собой бесконечный простор открытого океана.
Кольцо блокады мы прорвали. С "Дерзновенного" передали по радио, что он прошел над потопленной подлодкой, и громадный воздушный пузырь, вырвавшийся на поверхность, и соляровое пятно, смирившее волны, были доказательствами ее гибели. Сколько их было там, на глубине, этих вражеских субмарин, мы не знали, но акустик уже охрип от крика, докладывая то об одной, то о другой подлодке, появлявшихся то справа, то слева по нашему курсу.
Матросы, стрелявшие из орудий, давно уже скинули ватники и бушлаты, чтобы одежда не стесняла их движений, - они устали. От частых взрывов заклепки в бортах нашего эсминца начали "слезиться", и электрические лампочки, вывертываясь из патронов сами собой, разбивались о палубы с гулким хлопаньем.