Мавр застонал, разжимая свои пальцы и давая вздохнуть, но руку не убрал. По его губам скользнула усмешка, и из горла вырвался натужный смех:
— Наконец-то ты явил себя истинного! Страстного. Непокорного.
— Ты слишком перестарался, призывая меня к покорности, — сипло проговорил Джованни с трудом ворочая языком.
Мавр неожиданно прижался к нему телом, обхватил голову обеими руками и впился в рот сминающим поцелуем, заставляя ослабить хватку. Он крепко прихватывал губы флорентийца своими, требовательно водил языком по сжатым зубам, призывая раскрыться и ответить.
— Отпусти! — наконец, выдохнул аль-Мансур. — Пожалуйста!
Джованни, испытывая жар и возбуждение от такого грубого, но страстного напора, переместил руку, сцепляя пальцы на налитом желанием члене мавра, и потянул на себя. Мавр вздрогнул всем телом, медленно отстранился бедрами, давая пространство для действий:
— Ещё! — он вновь поцеловал флорентийца, не дав ему выдохнуть из себя и слова гневной отповеди, что так и крутилась на языке. — Ещё! Твои щеки алеют багрянцем заката, а губы черны, что зерна спелого граната, тело как натянутая тетива лука, глаза пылают страстью ночного костра. Отпусти себя!
Ладони аль-Мансура скользнули по плечам вниз, прошлись по спине, вызывая волну горячей дрожи, и крепко сжались на обеих ягодицах, побуждая Джованни невольно сомкнуть щель между ними, но это движение вызвало у мавра еще более сильный восторженный вздох:
— Этой ночью я буду пить твое вино, а ты — умирать от удовольствия в моих объятиях.
Джованни почувствовал влагу под пальцами, что пропитала ткань. Аль-Мансур, вырвавшись из плена собственных ощущений, отстранил не сопротивляющегося флорентийца от стены, развернул, подталкивая спиной по направлению к кровати. Джованни ухватился рукой за его спину и дал нежно положить себя на край. Черная ткань свободных одежд мавра накрыла его сверху, и они вновь оказались лицом к лицу, но так и не соприкоснувшись телами.
— Я ненавижу тебя! Предполагаешь, что знаешь, чем меня удивить? — зло и с насмешкой спросил Джованни.
— Не удивить, а распалить, — отозвался аль-Мансур, сливая цвет их глаз. Синева ясного и глубокого неба смешалась с красками расплавленного золота, разлитого по тёмным пескам вечерней пустыни. — Грубость и насилие порождают в тебе гнев, а он — страсть. Твой фаллос, — рука мавра прошлась по поджавшемуся животу флорентийца вниз, и пальцы прихватили полувставший член вместе с тканью рубашки, — всё ещё с вожделением просит повторить то, что я проделал с тобой. Тебе нужно бояться не меня, а самого себя. В твоих глубинах таится ярость и расчетливость тигра. Зверю нужно всего лишь дать свободу. И в этом я тебе помогу.
========== Глава 2. Яд, влитый в душу ==========
От автора: давненько я не писал порно о сексе. Это было предупреждение.
***
— Свободу? — воскликнул Джованни. — Свободу? Ты же сам у меня её забрал! А теперь пользуешься своим положением. Ты внушил мне страх! Ты бросил меня в этот сумрачный лес!
— Ты пожелал спастись и обрести счастье, и Аллах привёл меня к тебе, — рассудительно и спокойно ответил ему аль-Мансур.
— Ты бросил меня в ледяные глубины Ада! — запальчиво продолжил Джованни и внезапно почувствовал головокружение: лицо аль-Мансура перед ним свернулось в спираль, а потом развернулось обратно, но по освещенной лампадой желтоватой стене за ним заискрились зеленовато-золотистые точки. Затем тьма сгустилась и прошелестела над головой сухими листьями, раскачивающимися на изломанных ветвях. От кожи мавра резко пахнуло восточными благовониями, влажным деревом, мидиями, налипающими на днище судна. Вокруг всё зашевелилось и зашуршало, и Джованни мог поклясться, что слышит, как трепещут крылья ночного бражника, бьющегося в узкую полоску света между ставнями, как ползет, перебирая лапками по неровностям штукатурки, паук, кто-то дышит за толщей стены, капает вода в прохудившемся котелке, лают собаки, вздрагивают ночные птицы. Он потряс головой, стараясь освободиться из плена видений.
— Ты вспотел, тебе нехорошо? — участливо спросил аль-Мансур, и его тихий шепот громом отозвался в ушах.
Джованни застонал, и на его лице отразилась мука. «Будто опять белладонну попробовал! Но не совсем…» Он жалобно и непонимающе посмотрел на мавра. Тот разогнул руки в локтях и медленно слез с неподвижного тела. В руках у аль-Мансура оказался небольшой мешок. Джованни и не заметил в темноте, что мавр притащил его с собой. В свете блеснул своими гранями маленький флакон, наполненный тёмной жидкостью. Флорентиец попытался оттолкнуть от себя видение мавра рукой, но не смог. Удивлённо уставился, рассматривая: пальцы показались прозрачными и двоились. Тело плохо слушалось, зато член стоял, будто в него кол вбили.
— Всего одна капля, — ухмыльнулся ему в лицо аль-Мансур, вновь склоняясь и поднося флакон к губам, — и тебе станет легче. Даже не нужно глотать.
Содержимое флакона было горьким на вкус.
— Что это? — прошептал Джованни. Горечь пропитала язык, рот заполнился слюной. Пришлось сглотнуть, чтобы вновь раскрыть губы и словить ими воздух.
— В рубашке — афродизиак и немного яда. Ты потеешь, а они впитываются в кожу. Зря ты не надел сверху халат, мне не пришлось бы тебя душить. А то, что во флаконе — развязывает язык, — не испытывая и тени смущения, заявил аль-Мансур и принялся снимать с Джованни рубашку, как с тряпичной куклы.
— Зачем ты так со мной? — флорентиец был потрясён до глубины души. — Мы бы и без этого занялись с тобой любовью!
Аль-Мансур смял рубашку и кинул на пол, затем начал освобождать Джованни от обуви.
— Ты еще никогда не пробовал, да? Я только в светильниках жег травы, а это — намного сильнее, — с громовым стуком башмаки упали на пол. Джованни поморщился, всё еще пребывая в растерянности. Мавр принялся раздеваться сам. — Что касается содержимого флакона: ты слишком крепко держишь свои тайны, я не смог тебя разговорить, а мне сейчас важно знать о тебе всё. Для твоего же блага. Чтобы ты не попал в беду, когда окажешься там, куда я тебя привезу.
— Ты слишком заботлив! — Джованни застонал и схватился за свой член, вожделеющий и мучимый желанием скорейшего удовольствия, но аль-Мансур легко отбросил его руку в сторону:
— Не торопись! Нас двое, а ты под действием яда. Вон как расширены твои зрачки! — Джованни начало трясти мелкой дрожью. Тело ломало от жаркого желания доставить себе удовольствие, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Флорентиец упрямо поднял руку и опять потянулся к своему паху. Аль-Мансур легко заставил его приподняться и встать на колени, завёл руки за спину и связал кисти заготовленной верёвкой. Джованни выплеснул на мавра поток грязных ругательств, которые знал, и тут же получил кляп из ткани головной повязки мавра, накрепко заткнувший рот.
— Еще не время болтать. Тш… — аль-Мансур приложил палец к губам, встречая яростный взгляд флорентийца, который изо всех сил дергал руками, пытаясь высвободиться от пут. — Скоро твоя злость спадёт, и я освобожу твои уста для поцелуев, ласк и признаний. Потерпи!
Джованни попытался достать его ногой, затем упасть ничком, чтобы хоть на миг потереться о жесткие простыни, но мавр удерживал, с нежностью гладил по плечам и груди. Хотелось выкрикнуть: «Ну что ты медлишь? Возьми меня! Не мучай!». Однако мавр продолжал накладывать новые путы, будто обучился у Михаэлиса вязанию узлов на члене, которые только ещё больше усиливали пытку наслаждением, заставляя сознание отрешиться о всего, что происходит вокруг, и сосредоточиться на неутолимом желании вырвать внутренности из телесных оков. Аль-Мансур проверил смоченными в масле пальцами, хорошо ли растянуты стенки ануса для проникновения, и начал медленно входить, усаживая Джованни на себя, прижав спиной к груди. К пыткам наслаждением прибавилась знакомая распирающая боль. Флорентиец застонал, опрокидываясь вперёд и выгибаясь, чтобы раскрыться шире навстречу мавру, и внутренне молился, чтобы всё это прекратилось как можно скорее.
Мавр будто слышал его мысли, чувствовал всё то же самое, что и Джованни. Боль сменилась удовольствием и новой болью, когда флорентиец оказался крепко прижатым щекой к кровати, прогибая спину и выставляя зад, а его любовник насаживался сверху, придавливая за плечи своим весом.