Только осознав, что они двигаются явно не в направлении Марьино, Лена с лёгкой толикой паники, но не без заинтересованности осведомилась, наклонившись к Абдулову с той стороны, где под шлемом гипотетически должно было быть его правое ухо:
- А куда мы едем? Марьино не по этой трассе.
Виталий повернулся к ней вполоборота и удивлённо ответил:
- А кто сказал, что мы едем в Марьино?
Лена тут же расцепила руки и покачнулась назад:
- А куда мы едем? – Но снова ухватилась одной рукой за его пиджак, так как её тело уже собиралось, подчиняясь законам физики, упасть назад.
Услышав её возмущённый голос, Абдулов отозвался:
- Ты ведь хочешь есть? Если да, то тебе нужно, как минимум, добраться до места приёма пищи живой. А если ты хочешь добраться туда живой, перестань тянуть назад отворот моей куртки и держись крепче. Ах, да. И глупых вопросов не задавай. – Он нажал по газам. Лена от бессилия стукнула ладонью его по спине и снова обхватила руками его талию, прижимая колени к его бёдрам.
- Абдулов, если бы мы были сейчас на твёрдой поверхности, я бы тебе сейчас дала в морду. – Прокричала она, опуская сомкнутые на его животе руки чуть ниже. С удовольствием почувствовав, как он напряг мышцы живота, она продолжила: - И, как только мы остановимся, я непременно это сделаю! Но пока мне даже нравится… - Она придвинулась к нему ближе, сжимая своими бёдрами его ноги, как бы цепляясь за них и расцепила сомкнутые руки, развела их в стороны.
- Что ты делаешь, Третьякова?! – Прокричал возмущенно Виталий, повернув лицо, скрытое за шлемом, к ней и чуть не пропустил поворот, но вовремя сумел отвернуться обратно.
- Смотри за дорогой, умник, я кайф ловлю. – Лена ещё крепче прижалась к нему коленями и с раскинутыми в стороны руками, как птица, летела навстречу ветру. Сейчас она почувствовала себя как никогда свободной, как никогда счастливой – если бы сейчас на ней ещё не была шлема, она могла бы почувствовать, как хлещет по лицу ветер, как развеваются волосы, и она пообещала себе, что на обратном пути обязательно поедет без шлема. Стоп. Какой ещё обратный путь?! На репетицию она едет на метро. И точка.
Решив больше не щекотать Абдулову нервы своим экстремальным «полётом», она снова сомкнула руки на его талии, при этом забыв отодвинуться и, как прежде, развести колени – именно поэтому её руки сошлись на его животе более плотным кольцом, и Абдулову показалось, что сквозь шлем в его лёгкие поступает слишком мало воздуха.
POV Виталий.
~ Знаете, а мне не стыдно! Ни капельки не стыдно. Всё равно ей резину менять, эта уже стёрлась совсем. И она, кажется, по этому поводу не очень-то и расстроена.
Но сейчас…сейчас я начинаю жалеть, что решился на эту авантюру – это – просто какая-то невыносимая пытка. И она, кажется, получает удовольствие от того, что сводит меня с ума. Что ж, самое время потренировать силу воли.
И всё-таки она экстремалка. Жаль, что я не видел выражения её лица, когда она разводила руки в стороны – наверное, не будь на ней шлема, она зажмурилась бы, тряхнула бы головой, развевая волосы, солнечно улыбнулась бы. Но не мне. А сейчас она просто нагло прижимается ко мне! То сторонится, смотрит косо, не позволяет приблизиться, нервно поводит плечами, то сама вдруг, неизвестно зачем, начинает испытывать моё терпение.
Вот как в эту самую минуту – Господи, что она делает? – она, сцепив руки на моей талии, пальцами водит по моему джемперу под пиджаком… Сумасшедшая. Интересно, о чём она думает сейчас? ~
Как только заглох мотор, Лена сняла шлем и огляделась – вот, значит, где ей сегодня предстоит поужинать…что ж, перспектива очень даже приятная. Один из довольно дорогих Московских ресторанов встретил прибывшую пару доморощенных байкеров с распростёртыми объятиями, и Лена, в своём не совсем соответствующем «прикиде» вошла в помещение, как только Виталий соизволил открыть перед ней дверь.
Чувствовала себя при этом Лена не совсем уютно – ей казалось, что этот вечер был Абдуловым спланирован заранее и специально для неё. И подобное внимание, подобное рвение её смутило. Впервые в жизни, пожалуй, она была смущена поведением мужчины по отношению к себе, и все эти его откровения в сети тут же вплыли в её память, заставляя понять, что всё это – не какие-нибудь глупые шутки, что Абдулов действительно, по-видимому, серьёзно ею увлечён. Она продолжала стоять в холле, пока Виталий говорил о чём-то со швейцаром. Подойдя к висевшему на стене зеркалу, она взглянула на собственное отражение: блестящие глаза, растрёпанные после шлема волосы, подкрашенные тушью ресницы и спортивненький прикид – в общем, ничего отличительного. Что он в ней нашёл? Возле него крутились женщины и поэффектней. Именно это Лену и пугало – ей казалось, что она абсолютно не похожа на других девушек, и уж тем более на женщин, привлекающих Абдулова, но теперь поведение коллеги начинало разубеждать её в этом и заставлять разочаровываться в собственной уникальности, в которой она старательно себя убеждала с самого детства. А что, если она – такая же, как и все? Этого Лена боялась больше всего на свете. Ну, если и не больше всего на свете, то уж точно больше, чем перспективы остаться в одиночестве – она казалась себе и без того самодостаточной личностью. А вот убежденность в собственной неповторимости, непокорности никому была её отдушиной, она была горда и уважала себя именно за это – за свою самодостаточность и именно поэтому так легко и быстро отказывалась от новых ухажёров, продолжая самосовершенствоваться и радоваться собственной свободе. У неё даже лучшей подруги не было – настолько она ценила свою независимость. С самой школы её лучшей подругой была сигарета – сигарета, которая молча, не вмешиваясь ни во что, выслушивала её невысказанные мысли, её тревоги, её переживания. Сигарета, которая терпела, когда Лена взволнована мяла её пальцами, нервно сжимала, грубо стряхивала пепел, гневно обивая его о край пепельницы. Она терпела всё. Терпела так, как никто не мог бы вытерпеть. И Лена сомневалась, что кто-нибудь сможет терпеть её так же, самозабвенно, всепрощающе и понимающе. Может быть, именно в этом заключалась её самая главная ошибка, а может быть, именно этим обусловливалась её непоколебимая вера в себя.
- Нам за тот столик, Лен. – Ладонь Абдулова, сомкнувшаяся на её предплечье, отвлекла Третьякову от самосозерцания, и Лена, свободной рукой напоследок поправив на голове ободок, послушно направилась вслед за Виталием.